Читаем Лісты полностью

Я такі быў ужо даўно ўпэўнены, што артыкул не пойдзе, але толькі не ведаў, якая таму прычына — аўтар ці персанаж.Я думаў, што трэба было б дзе-небудзь друкаваць перыядычна звесткі пра старую літаратуру, якая тычыцца Беларусі XVІII-XIX ст., бо з нашых усіх гісторый выходзіць, што ў гэты час Беларусь выглядала нібы нейкая пустыня, дзе былі зубры і каўтун. А між тым і ў гэты час друкаваліся кнігі, але амаль выключна на польскай мове.

Я думаю, што ў Вашай газеце належала б змясціць некалькі артыкулаў пра Сыракомлю, які не толькі ўсё жыццё пражыў на Беларусі, але выпусціў тры кніжкі пра свае вандраванні па Беларусі (у апошняй, праўда, больш пра Літву), а таксама даў, здаецца, першы нарыс пра новы Мінск ("Ateneum", Wilno, 1857).

Праз месяц у Мінску збіраецца нарада беларускіх гісторыкаў. Відаць, буду і я. Тады можна будзе пагаварыць пра ўсю гэту тэматыку.

У віленскім часопісе "Rubon" за 1845 г. бачыў артыкул, прысвечаны беларускай паэзіі ці, лепш кажучы, фальклору. Мне здаецца, я нідзе не бачыў спасылак нашых літаратуразнаўцаў на гэты артыкул. Паведаміў пра яго Баркоўскага.

Сярод іншых матэрыялаў, здабытых у Ленінградзе, знайшоў звесткі, як і колькі лавілі рыбы на Міншчыне ў 1804 г. Тады ў нас вадзіліся яшчэ асятры, а адных шчупакоў здабылі ажно 700 вазоў!

Прывітанне ўсёй Вашай Хаце.

Улашчык.

СТАНІСЛАВУ ШУШКЕВІЧУ

10 мая 1960 г.

Станіслаў Пятровіч.

Шлю Вам адзін артыкульчык. Пэўна, ён не падыдзе да вашай газеты, тады скарыстайце матэрыял — раскажэце сваім дзецям, як некалі ў нас лавілі рыбу. Наогул, нашы пісьменнікі надта мала скарыстоўваюць матэрыял пра мінулае. На сярэдзіну XVI ст. у нас ёсць надрукаванае "Описание пущ и переходов звериных" па ўсяму Вялікаму княству Літоўскаму. Мінскі ваявода Завіша, які пісаў дзённік яшчэ пад канец XVIII ст., запісваў, як ён ездзіў страляць мядзведзяў пад Мінскам. Чытаючы яго дзённік, здаецца, што ў той час мядзведзяў пад Miнскам было не менш, як сабак, i што ў ваяводы не было іншага клопату, як толькі біць гэтага звера.

У 1831 г. спрытны шляхціч, які ўзяў без грошай возера Світазь і злавіў там столькі рыбы, што прадаў на 500 руб., процьма рыбы было нават у Усе, што цячэ пад Красавам.

Нараду беларускіх гісторыкаў перанеслі на ліпень. Яны адкладаюць ужо другі раз, і можна думаць, што пры такой арганізацыі справы наогул не збяруцца. Хацеў гэтым летам з’ездзшь у Белавежскую пушчу, але, відаць, прыйдзецца сядзець на мес­цы і працаваць.

Улашчык.

СТАНІСЛАВУ ШУШКЕВІЧУ

28 кастрычніка 1961 г.

Станіслаў Пятровіч.

Вялікае дзякуй Вам за зборнік. Прачытаў яго, як кажуць, не сыходзячы з месца. Мне больш за ўсё спадабаліся вершы пра Сямашку і "Балаголы". Вы надта добра перадаеце ўражанні, якія ў нас засталіся ад нашых дзіцячых гадоў.

Стала з беларускае літаратуры чытаю толькі "ЛіМ". Кнігі ха­джу праглядаць у магазін, а часопісы бяру за некалькі месяцаў у бібліятэцы. Не маю нават у сябе твораў Купалы, бо ўсё хачу знайсці выданне 1925—1926 гг.Чытаў палеміку пра "Ростані". Я, як толькі ўбачыў афішу, што гэты фільм ідзе ў кіно, адразу пайшоў браць білеты. 3 самога юнацтва засталося нешта надта харошае ў памяці, калі чытаў гэту аповесць першы раз. Прыйшоў, але выседзець змог толькі хвілін 10-15. Мяне неяк пачало круціць, гледзячы на такое калецтва. На другую серыю не пайшоў і, пэўна, не пайду. Калі там філосаф падлічыла, што фільм праглядзелі 800 тыс. чалавек, то няхай мае на ўвазе, што вялікая колькасць глядачоў (як і я) уцяклі, не дачакаўшыся канца.

Улашчык.

СЦЯПАНУ АЛЕКСАНДРОВІЧУ

З лістапада 1961 г.

Сцяпан Хусаінавіч.

Дзякуй Вам за кнігу. Трэба сказаць, што, жывучы тут, даставаць беларускую літаратуру цяжка. У самой Маскве кнігі прадаюцца неяк выпадкам, а даставаць з Мінска таксама нялёгка, бо проста не ведаеш, што выйшла, а калі даведаешся, то ўжо позна. Добра, што засталося троха знаёмых, якія і перасылаюць сёе-тое, але іх турбаваць не заўсёды хочацца.

У мяне некалькі заўваг адносна Вашых артыкулаў. На Наваградчыне (так завуць свой край самі наваградчане) процьма Чэчатаў, а іх у літаратуры заўсёды завуць Чачотамі. Можа, Вы зламаеце гэту традыцыю?

Па-другое, пра Залескага. Праўда, ён быў блізкі Шаўчэнку чалавек, праўда, ён ненавідзеў царызм, але ж ён быў членам- экспертам у Рэдакцыйных камісіях, калі выпрацоўваўся праект адмены паншчыны, і там ён змагаўся за самы рэакцыйны праект, змагаўся нават тады, калі не было ніякая сэнсу змагацца, бо праект Рэдакцыйных камісіяў пайшоў ужо на зацвярджэнне.

Значыцца, Залескі рабіў гэта ўжо для гісторыі, каб паказаць, што ён змагаўся да апошняга, а там будзе бачна. Гэты ж самы Залескі напісаў першую гісторыю адмены паншчыны на Беларусі (ён з ганьбаю адкідаў назву Беларусь, лічачы яе Літвою, а Літву — толькі адною з трох правінцыяў Польшчы), у якой выказаў увесь свой жаль з прычыны таго грабежніцтва, якое ўчыніў урад над панамі.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука