Литература для нервных

Уже беглый взгляд на перечисленные лирические сюжеты Блока нас убеждает: перед нами давно знакомые, традиционные образы; некоторые же из них (Гамлет, Кармен) – стерты до степени штампов. Такие же штампы и Арлекин, и Коломбина, и Пьеро, и Командор – любимые персонажи лирических новелл Блока. Иногда кажется, что Блок нарочно выбирает такие эпиграфы, как из «Кина», или «Молчите, проклятые струны»! Образы его «России» столь же традиционны, то пушкинские <…> то некрасовские <…> Он иногда заимствует лирический сюжет у [Алексея Константиновича] Толстого («Уж вечер светлой полосою»). Он не избегает и цитат <…> И здесь характерен не только самый факт, а и то, что Блок графически выделяет цитаты, ссылается на авторов. Тема и образ важны для Блока не сами по себе, они важны только с точки зрения их эмоциональности, как в ремесле актера <…> Он предпочитает традиционные, даже стертые образы (ходячие истины), так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно отвлекает внимание от эмоциональности в сторону предметности. Поэтому в ряду символов Блок не избегает чисто аллегорических образов, символов, давно застывших, метафор уже языковых, ходовых. <…> Потому что в общем строе его искусства эти образы призваны играть известную роль в эмоциональной композиции, не выдвигаясь сами по себе. Поэтому новые образы (которых тоже много у Блока), новые также по эмоциональному признаку <…>

Все перечисленные Тыняновым разновидности соотнесения своего текста с чужими (а в статье автор отметил и источники блоковских мотивов от Тютчева до философа Вл. Соловьева) – свойства интертекста, т. е. такого авторского текста, который включает в себя «чужие слова» и выражения или вместе с их смыслами, или переосмысленные.

Термин «интертекстуальность» введен в 1967 г. французской исследовательницей Юлией Кристевой, последовательницей Бахтина, который, кстати сказать, первым и заговорил о диалоге между текстами.

Такой диалог, однако, не прерогатива модернизма и тем более последующей литературы. В «Медном всаднике» Пушкин соотнес Россию и ее судьбу с конем, на котором восседает Петр I. Затем в «Мертвых душах» Гоголь ввел птицу-тройку – и тоже символизирующую Русь. Блок же заметно снизил пафос, введя мотив простой крестьянской жизни как эстетически значимой из лермонтовского стихотворения «Родина»: «С отрадой, многим незнакомой, //Я вижу полное гумно, //Избу, покрытую соломой, С резными ставнями окно; // И в праздник, вечером росистым, // Смотреть до полночи готов // На пляску с топаньем и свистом // Под говор пьяных мужичков». И в результате в блоковской «России» появляется образ крестьянско-ямщицкой тройки, стертые конские шлеи, расхлябанные колеи дороги, что не мешает величию исторической судьбы страны-женщины – «И невозможное возможно».

Можно выделить в истории литературы произведения, созданные в течение последних четырех тысячелетий, и увидеть, как они отзываются на позднейших. Примерно в XVII столетии до н. э., а то и раньше, анонимный древнеегипетский автор создал «Прославление писцов». Каким-то образом этот текст на рубеже I в. до н. э. и I в.н. э. стал доступен древнеримскому поэту Горацию, использовавшему основные мотивы для своей знаменитой Тридцатой оды «К Мельпомене». Уже во времена Горация и после древнеегипетский источник выпал из литературного оборота.