Литература как социальный институт: Сборник работ

В тех же редких случаях, когда подобные системы значений эксплицируются и осмысливаются в их функциональной значимости, они становятся основанием для описания ролевых структур и особенностей литературного взаимодействия в исторически-конкретном контексте, выводя исследователя на проблематику механизмов и структур писательской социализации и профессионализации и требуя для их истолкования более широких границ – обращения к социокультурным процессам, идейным движениям и конфликтам эпохи и другим моментам дифференциации общества. Благодаря этому открывается возможность систематически связывать гипотетически реконструируемые ориентации и ожидания писателя (формы и условия предполагаемой, заданной и фактической карьеры, стандарты планируемой, навязанной или отсутствующей либо разрушенной литературной биографии, учет в этой перспективе институтов поддержки и социального контроля и т. д.) с типами признания и вознаграждения, включая низвержение, нивелировку, подавление, социальную конструкцию одиночества, с одной стороны, и установку на неуспех, отсроченное признание, «друга в поколенье» и «читателя в потомстве», с другой. Далее, эти моменты могут уже быть соотнесены с особенностями поэтики произведения, стандартами групповой стилистики и литературной культуры в их динамике, межгрупповой полемике и диалоге либо, напротив, изоляции и отторжении – рамках формирования групп, становления, конфронтации и институционализации групповых идеологий.

Даже предварительное обращение к литературе, квалифицируемой как массовая или тривиальная, показывает, что господствующие принципы интерпретации писательской роли по образцу «гения» здесь совершенно непригодны. Логическое давление подобных типов истолкования и стоящая за ними культурная аксиоматика заставляют литературоведов сосредоточиваться, например, на таких моментах, как документированная биография или творческая судьба, соотношение оригинального и заимствованного, структура замысла и полнота его реализации. Однако эти символы самоопределяющейся субъективности, далеко не однозначные и в «высокой» литературе (писатель «без биографии», коллаж как принцип поэтики, «открытая структура» произведения), оказываются абсолютно незначимыми для авторов, целых массивов и даже эпох словесности, обычно не учитываемых в школьных и институтских учебниках либо, напротив, навязываемых исключительно педагогической дрессурой. Отсюда, в частности, специфические затруднения литературоведения, возникающие при попытках все же обращаться к подобным феноменам, – например, сложности в работе над «жизнью» и «творчеством» писателей, ориентированных на рынок, для биографического словаря «Русские писатели 1800–1917» или драматические поиски средств организации и концептуального истолкования богатейшего исторического материала, собранного одним из «младших» опоязовцев М. Никитиным в его незавершенной монографии «История русского лубка»[159].

Выдвигая обобщенно изложенные здесь принципы рассмотрения литературных явлений, мы видим в них уточнение и прояснение комплекса теоретических проблем, связанных прежде всего с попытками и перспективами реализации сегодня идей ОПОЯЗа о соотношении собственно литературных и «дальнейших» исторических и социальных рядов – одном из основных механизмов литературной эволюции. Реконструкция и описание его действия образуют сферу исследований литературы в ее историческом движении. Условием эмпирической работы в этой области, которая может вестись самыми разными дисциплинами и, соответственно, при максимальном разнообразии исследовательских задач и подходов, является выход за рамки нормативных определений литературы, что имеет следствием расширение предметных сфер и изучения словесности как совокупности форм литературного взаимодействия. В частности, в этом контексте работа литературоведа – хранителя высоких стандартов литературной культуры и ценностей литературы – проясняется в ее автономном значении и специфическом культурном смысле: удерживать образцовый состав культуры в условиях ее гетерогенизации и распыления, противостоя тем самым как ценностному релятивизму, так и догматическим претензиям культурной идеологии.