Литература как социальный институт: Сборник работ

Сказанное не означает, что намеченные здесь в предварительном порядке «миры» литературы сосуществуют как совершенно замкнутые и самодостаточные, никак не зависящие друг от друга. Напротив, социолог культуры исходит из представления об их системности и взаимообусловленности, что позволяет ему говорить о литературе как о социальном институте. Этот институт формируется вокруг специфической ценности литературы, указывающей и скрепляющей ее содержательно различные «миры». Наибольшей полнотой осознанности и отрефлексированности в отношении данной ценности характеризуется та группа, для которой она, собственно, и является единственным основанием самоопределения и правом на социальное признание со стороны других групп, – литературоведение. В отечественной традиции эта же группа выступает и носителем определенной идеологии литературы как культуры, проекции которой предуказывают практически любые содержательные истолкования словесности (набор признанных писателей, критерии их оценки, технику интерпретации) во всех других наличных социальных контекстах, образующих литературную систему. Это относится к кругам книгособирателей, преподавателям-словесникам, представителям издательств, библиотечным работникам и т. д.

Однако всей возможной полнотой сознания ценности литературы, свободой владения техниками ее прочтения обладает при этом лишь группа теоретиков и историков словесности. Процессы распространения и усвоения этой ценности иными группами, слоями, кругами всякий раз сопровождаются ее модельными трансформациями и, соответственно, изменениями содержательного состава образцов, представляющих собой литературу как специфическое целое. Сами эти изменения определяются тем особым аспектом идеологии литературы как культуры, который оказывается значим в каждом конкретном институциональном звене. Так, если свобода оперирования техниками интерпретации базовой ценности литературы коррелирует у литературоведов с жизненной открытостью новым содержательным образцам, типам поэтики и т. п., то для групп, принимающих из их рук лишь ценностные марки высокого авторитета словесности, характерны как раз предельно жесткие ограничения состава образцовых авторов и их произведений, стандартов поэтики, экспрессивной техники. Последнее было бы нетрудно показать, введя, например, временные, пространственные или языковые параметры совокупности текстов, которые усвоены той или иной группой в качестве литературы, – скажем, воплощенной в составе массовых государственных или типовых домашних библиотек и др.

Понятно, что очерчиваемые таким образом ресурсы различных групп отнюдь не покрывают всего разнообразия издаваемой, оцениваемой и читаемой словесности. Своего рода негативным средством принять во внимание наличное множество обращающихся в публике литературных текстов является классификация неучтенных образцов в качестве «низовых», «тривиальных», «массовых» и «пара-» феноменов. Однако специальные исследования[160] показывают, что никакого специфического литературного качества, которое как бы предполагается подобной квалификацией, эти явления не содержат. И хотя историкам культуры известно достаточно фактов непризнания потомством некогда бесспорных шедевров и, напротив, возведения в ранг высокой литературы ранее «массовой» или «низовой» словесности, они крайне редко становятся предметом специальной теоретической рефлексии. Иными словами, это обстоятельство представляет собой проекцию ценностей самоопределения литературоведов – установление социальной дистанции. Подобное «суждение вкуса» относят к другим, неспециализированным группам, чьи самоопределения литературы получают вторичные по отношению к эстетическому качеству характеристики (познавательной, развлекательной и т. п. словесности) либо же – маркировки незрелости, неполноценности, иррациональности.

В этих условиях социолог культуры, ставя перед собой задачу учета и истолкования наличных миров литературы в их смысловом своеобразии, вынужден вне зависимости от личных литературно-эстетических симпатий и пристрастий выступать «от лица» тех групп участников литературного процесса, в самопонимание которых не входят задачи литературного манифестирования и самовыражения, поскольку и сами эти действующие лица осознают себя, и социальные партнеры квалифицируют их по иным, не литературным основаниям. Культурное значение подобного «представительства» социолога обусловлено специфическими ценностями социального познания, а не той или иной из действующих идеологий литературы либо их проекций. Теоретическая проработка понимания литературы в перспективе каждого из участников литературного взаимодействия должна обеспечить исследователей инструментарием конкретного исторического анализа социальной роли литературы – специфики восприятия того или иного текста его реальным читателем.

1984, 1990

ТИПОЛОГИЯ ЧИТАТЕЛЕЙ КАК ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКАЯ ПРОБЛЕМА