Хищнической эксплуатацией материально-техническая база книгоиздательства доведена до катастрофического состояния. Реальные стимулы к технологической реконструкции и модернизации оборудования отсутствуют. Система живет хроническим перенапряжением имеющихся мощностей, а это фактически лишает ее каких бы то ни было резервов для книгоиздательского маневра. Специфика капиталовложений исключительно в сверхкрупные объекты и полиграфические комбинаты снижает эффект модернизации и амортизации основных фондов, вместе с тем сокращая возможности для развития мелкотиражного производства, наиболее оперативно и гибко реагирующего на новейшие явления в промышленности, науке, культуре. И хотя после определенного уровня концентрации производства и капитала дальнейшее укрупнение перестает давать экономический эффект, руководство продолжает настаивать на своем: тенденции издательской деятельности, растущей профильности издательств и устранения, под видом борьбы с дублированием планов и распылением средств, всяких начал многообразия и соревнования в подходах и оценках с 1930‐х гг. все более укрепляются.
Многолетнее сдерживание инициативы и предприимчивости оборачивается разительным снижением профессиональной компетентности, квалификации издателей и редакторов. Уровень подготовки рукописей и полиграфического исполнения книг падает строго пропорционально усилению внутриведомственного контроля за редакционно-издательским процессом. В завершение появляется класс издателей, которые вынуждены спрашивать у публики: «Что издать в первую очередь?» – и подают это как образец демократичности.
В организованной таким образом системе руководство защищено от оценки и критики со стороны любых социальных групп и общественных организаций, а они в свою очередь лишены возможностей это сколько-нибудь систематически делать. Достаточно полной и доступной статистики книгоиздания, как и других форм публичной регулярной отчетности, столь развитых, скажем, в 1920‐х гг., сейчас не существует. Короче говоря, не сложился отработанный порядок установления ответственности всех звеньев системы – редактора перед автором и читателем, издательства перед общественным или «попечительским» советом, руководства отраслью перед обществом в лице представителей разных групп творческой интеллигенции.
Итоговым выражением этих процессов стало возникновение и укрепление дефицита[177]
, превратившегося в последние 15 лет в основной механизм регуляции деятельности отрасли – от распределения бумажных ресурсов до лишения определенных творческих групп возможности публиковаться. Рост негативных явлений – коррупция на всех уровнях системы, возникновение книжного черного рынка и разнообразных форм спекуляции, вытеснение из книжной культуры многочисленных групп малообеспеченных читателей (пенсионеры, многодетные и неполные семьи, школьники и молодежь, жители нецентральных и сельских районов)[178], замедление темпов экономического, социального, культурного, технического развития – прямые следствия подобной организации книжного дела. Как показывает настойчивая блокировка кооперативных инициатив в издательском деле и даже обсуждения их в печати до самого последнего времени, ведомство фактически и сегодня является единоличным корпоративным собственником ресурсов и средств производства, пытаясь не допустить в сферу своего влияния никакого партнерства и конкуренции.К нынешнему дню книжная торговля в том виде, в каком она существовала по крайней мере до начала 1970‐х гг. (наличие известного выбора книг при сравнительно доступных ценах), фактически разрушена. По данным всесоюзного исследования ВЦИОМ (сентябрь 1989 г.), лишь у 14% читателей нет проблем с выбором книг, поскольку они могут «достать любую». Эффективность действующих каналов приобретения книг распределяется следующим образом (в % к числу ответивших):
Таким образом, обычными книготорговыми каналами к населению поступает сегодня не более четверти всех книг, которые реально интересуют читателя, важны для него и представляют собой предмет целенаправленной покупки. Прочее же – всего лишь навязанная замена. При этом 10% книг приобретаются с двойной переплатой, 7–8% – с трехкратной, 3,5% – с переплатой в 4–5 раз, 1,5% – с переплатой в 6–10 раз и свыше, 1% – с более чем 10-кратной переплатой.
Иными словами, более трех четвертей книжной продукции не пользуется особым спросом, а потому в дальнейшем и не участвует в системе реального потребления – сложных и взаимосвязанных структурах перераспределения, перепродажи и т. п., т. е. всем том, что собственно и составляет сферу деятельности книжной публики.