Литература как социальный институт: Сборник работ

Столь же «логично» подобное доминирование рано или поздно завершается созданием (через сосредоточение в одних руках практически всех жизненных ресурсов) дефицитарной ситуации, будь то в производстве, торговле, информационном обслуживании, культурной коммуникации. Можно сказать, что дефицит, воплощенный, с одной стороны, в очереди, а с другой – в отделе спецобслуживания, составляет «свернутую» базовую формулу реальных (а не идеологических) общественных отношений и социальной организации ведомственно-командного типа. Ограничение доступа к ценимым благам и манипулирование доступом к ним представляют собой способ осуществления власти и ресурс ее существования. Исполнительно-распорядительная активность (нарезание и раздача паек) выступает функциональной заменой смыслозадающей, творческой, собственной культурной деятельности. А уж дефицитаризация общественных отношений «автоматически» влечет за собой образование по этой единой матрице подобных по устройству структур кланово-, клико– и мафиеподобного типа. Так подавленная социальная динамика и дифференциация общества выступают в формах должностной коррупции и уголовного преступления.

Поскольку перед ведомством стоит задача обеспечить себе долговременный, стратегический ресурс господства и послушания, то оно не может не ориентироваться и не опираться на все менее обеспеченные (соответственно, все менее самостоятельные) группы и слои общества. Воспроизводство по преимуществу их усредненных установок и стандартов во всех видах деятельности – от промышленной технологии до выпуска книг и телепрограмм – как раз и становится этим искомым средством самоувековечения, дающим возможность заблаговременно консервировать развитие ради сохранения командных полномочий и систем. Так что вытеснение культурогенных групп из сферы печатных коммуникаций в кружки устного общения – не просто автоматическое следствие массовидной социальной и культурной политики монопольной власти, но прежде всего превентивная и целенаправленная деятельность аппарата по парализации возможных, но нежелательных источников общественной динамики (своего рода профилактическое «подрезание связок»). Легко понять, что сам аппарат все больше рекрутируется из тех же слоев, составляющих его социальную базу, а культуропроизводящие группы вводятся в замкнутый, партикуляристский режим существования: они составляют еще одно «теневое» общество со своей «второй» культурой[181].

Именно поэтому как исследователю, так и практику планируемых реформ в любой сфере общественной жизни и культурной активности необходимо различать те представления о человеке и образы общества, которые кладутся в основу программ контролирующих ведомств, с одной стороны, и выдвигаются социальными группами инновативного плана, держащими все многообразие культурного наследия и обеспечивающими общественную и интеллектуальную динамику, с другой. Для операциональных целей здесь можно крайне схематично выделить два доминирующих представления об обществе.

Начнем с ведомственного. Общество тут есть система административно-отраслевого управления всем социальным целым. Она опирается на рационирование и распределительную экономику, соответственно – директивное планирование и централизованную координацию, распределение ресурсов и кадров, жесткую иерархию целей и социальных приоритетов. Социальное целое представляется такому сознанию как бы гигантской фабрикой с функциональным распределением и однозначно определенным характером труда. Соответственно и индивид трактуется здесь исключительно как субъект общественного воспроизводства с минимальными техническими навыками в исполнении извне заданного объема и характера деятельности. Его идеологическая вменяемость тождественна способности принять смысл существующего социального порядка и свою роль в нем. Сами антропологические характеристики сведены, с одной стороны, к известному разнообразию человеческого материала «на входе» (природные свойства и задатки), а с другой – к репродуцированию способностей к исполнению заданных функций (воспроизводству закрепленной структуры рабочих мест, регулируемых мобилизационных потоков): они равны сумме «общественно необходимых потребностей». Иными словами, общество здесь – это наследие, проходящее «трудовую школу», а потом «трудовую армию», с вынесенными вовне подсистемами постановки и выработки целей, обеспечения согласованности действий, их опосредования и т. д. При неизменном характере целей – воспроизводить программу форсированного развития, приобретающую свойства рутинизирующейся идеологии, – функции политической власти фактически сводятся только лишь к необходимости контроля над поддержанием статус-кво. Говоря по-другому, в социальной практике лозунги единого рывка и мобилизации всех сил оборачиваются тенденцией к консервации общественных отношений. Идеология развития сталкивается со структурой власти. Модернизацию такого типа правильней назвать замещенной или подмененной.