Литература как социальный институт: Сборник работ

С другой – перед нами явственное замедление, если даже не временное свертывание деятельности в сфере специализированной, профессиональной, собственно аналитической. Как бы предполагается, что сейчас – и в кратчайшее время – необходимо вынести на всеобщий суд и донести до максимально широких кругов читателей все накопленное на протяжении последних 15–20 лет, приобщить читающую публику к результатам мыслительной работы, к готовому, сложившемуся. Идет, можно сказать, проверка интеллектуалов на готовность к социальной активности. При этом, естественно, характер обсуждения применяется к общему уровню. Кроме того, он непременно актуализируется: зацепляется за насущные проблемы дня, узнаваемые реалии, языковые и стилевые ходы. В результате ведущими жанрами становится экономическая, правовая, отчасти политическая публицистика, ядром авторского состава – научные сотрудники, как правило работающие за пределами своих собственно профессиональных интересов или на самой их границе. Специализированный анализ соответствующего круга проблем, их контекста, других вопросов остается фактически на прежнем уровне: новых научных публикаций, привлекших бы внимание специалистов и смежников, в общественных и гуманитарных науках что-то не видно. Не печатается и научный архив, в том числе работы 1960–1980‐х гг., хотя архив литературный более или менее регулярно и масштабно публикуется. Характерный пример – научные журналы. Перемены в них касаются публикаций литературного и эссеистического плана – типа Флоренского и Булгакова в «Социологических исследованиях»: для поднятия престижа журнала используется символический авторитет философии и литературы.

Практически не затронуты идущей социальной подвижкой и те культурные группы, чей авторитет определяется оперативностью и полнотой освоения иных образцов и традиций, например сфера публикаций иностранной словесности. Анализ нынешних журналов и книг, перспективных планов показывает, что образ зарубежной культуры, связка представляющих ее символических имен не меняется и не собирается меняться. Отметим, впрочем, что эта зона наиболее жестко и монопольно контролируется (один журнал – «Иностранная литература», одно издательство современной – «Радуга» и одно – классической иностранной словесности – «Художественная литература»). Видимо, контролирующая группа здесь сохраняет в целом свои доминирующие позиции, свой достаточно устойчивый авторитет и не собирается ими рисковать, выходя на новые семантические пласты и культурные зоны либо вовлекая в работу новые группы профессионалов с иными традициями, особенностями формирования, траекториями литературной судьбы.

Каков же, следовательно, характер идущих процессов? На наш взгляд, идет построение некоего «общего мира» на основе комплекса идей, в целом выработанных интеллектуальными силами стран к 1960‐м гг. и развитых, рафинированных, обсужденных вне печатной сферы на протяжении двадцатилетия между второй половиной 1960‐х и серединой 1980‐х гг. Вокруг этих идей и выдвигающих их фигур консолидируются достаточно широкие и разнообразные по социальному составу и интеллектуальной подготовке группы и слои общества, в целом совпадающие с аудиторией центральных программных журналов (как по отношению к этому ядру консолидируется и консервативная оппозиция «почвенных» журналов). Понятно, что аудитория эта тоже многослойна, включает более или менее активные сегменты, имеет свою «периферию» и т. д. Важны здесь, кроме перечисленных, три момента, друг с другом связанных.