Читаем Литература как социальный институт: Сборник работ полностью

Во-первых, описанные процессы носят, как можно видеть, почти исключительно характер выработки идейных позиций, идеологической деятельности – социальных механизмов, удерживающих, развивающих и передающих соответствующие идеи, почти не создается (точнее, это дело идет бесконечно медленнее и труднее, следы его на печатной поверхности куда бледнее). Иначе говоря, сфера социального строительства (экономического, политического и др.) пока контролируется куда успешнее, чем общественное мнение. Доступ к позициям власти заблокирован жестче, нежели путь к средствам информации. Это, в частности, и есть противостояние инициативных групп и командной системы господства. Во-вторых, под усиленным контролем по-прежнему, как это было и в истории страны, находятся процессы создания и оформления автономных общественных образований – социальных и культурных институтов, групп, движений, течений. Это указывает на многодесятилетнюю деформацию структуры общества, ведущую и к существенной трансформации культурного наследия, процессов и механизмов его хранения, интерпретации, передачи, усвоения. Одно из выражений этой социальной аномалии – вытеснение обществоведческой проблематики в массовую периодику, хранение которой по существующим культурным нормам не предусматривается (кроме самых рафинированных или, напротив, периферийных групп). Переход же газетной и журнальной формы в книжную (скажем, сборники популярных произведений, актуальной публицистики и т. п.) жестко контролируется силами административной системы, работают плотные социальные «фильтры». Иначе говоря, гасятся потенции разнообразия наличных сил и традиций – сужается спектр групп, это разнообразие производящих и культивирующих саму идею разнообразия. Приглушение этих процессов дифференциации в социальном и культурном плане сказывается и в отсутствии (или, по крайней мере, слабой развернутости) сегодня полемики по обсуждаемым вопросам. В печать если и проникает в считаном числе случаев, то в основном полемика противоположных лагерей – скажем, «Советской России» и «Московских новостей», собственно же «внутреннего» оппонирования почти не видно, оно вытеснено в аудитории устного общения. Иначе говоря, центр тяжести идущей работы перенесен на консолидацию и как бы демонстрирование принадлежности к единомыслящим. Обострение, продумывание, оттачивание позиций, немыслимое вне публичного обсуждения, отходит на второй план. А ведь именно оно является источником и выражением идейной, а в конечном счете и социальной динамики, механизмом выдвижения новых сил, их оформления и активизации. Пока, пожалуй, просматривается лишь единственная траектория движения, важность которой, разумеется, трудно переоценить, – это всеобщая, хотя и разными темпами идущая радикализация взглядов и высказываний. Видимо, это одна из характеристик нынешнего этапа развития переходной ситуации.

Что же стоит за этой динамикой приведенных данных по тиражам и подписке? Если говорить в нескольких словах, идет размежевание интересов и сфер влияния охранительно-контролирующих ведомств и различных культурных групп, с одной стороны, и дифференциация позиций и мировоззренческих оснований внутри самих этих групп, с другой. Опора ведомства – по-прежнему исключительно они сами (вся инерция сложившегося социально-политического порядка) плюс те читатели, те контингенты, которые безнадежно от них зависят. Резкий рост переживают фактически только лишь издания, объединенные интересом к современности во всей ее сложности, противоречивости и динамизме (поэтому близкую к журналам-лидерам, но наиболее плавную траекторию роста имеют молодежные издания). Напротив, отчетно-циркулярная и установочная периодика ведомств по культуре, искусству, науке все в том же состоянии склероза: их тиражи не растут, подавляющая часть распространяется через учрежденческую подписку. В них почти нет ни новых проблем, ни свежих имен, отсутствуют фактически и архивные публикации – по крайней мере, из своих профессиональных архивов.

Руководство книгоиздательской отраслью и ее подразделениями, вся система управления книжным делом, построенная на жестком распределении лимитированных ресурсов, к взлету журнальной активности и активизации подписчиков и читателей оказалась совершенно не готова. Вторые номера журналов за 1988 г. вышли с большими задержками (поиски бумаги и типографии, увеличившийся объем работы по упаковке, складированию и доставке). За это время, в январе текущего года, было принято решение о приостановке свободной подписки на наиболее популярные журналы – «Дружбу народов», «Новый мир», «Москву» (чей тираж вырос фактически лишь со второго номера, когда начал публиковаться Карамзин): по распоряжению Центрального Комитета, а вслед за ним – приказу по Союзпечати подписка на эти издания была прекращена без извещения общественности, чисто волевым порядком.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Толкин
Толкин

Уже много десятилетий в самых разных странах люди всех возрастов не только с наслаждением читают произведения Джона Р. Р. Толкина, но и собираются на лесных полянах, чтобы в свое удовольствие постучать мечами, опять и опять разыгрывая великую победу Добра над Злом. И все это придумал и создал почтенный оксфордский профессор, педант и домосед, благочестивый католик. Он пришел к нам из викторианской Англии, когда никто и не слыхивал ни о каком Средиземье, а ушел в конце XX века, оставив нам в наследство это самое Средиземье густо заселенным эльфами и гномами, гоблинами и троллями, хоббитами и орками, слонами-олифантами и гордыми орлами; маг и волшебник Гэндальф стал нашим другом, как и благородный Арагорн, как и прекрасная королева эльфов Галадриэль, как, наконец, неутомимые и бесстрашные хоббиты Бильбо и Фродо. Писатели Геннадий Прашкевич и Сергей Соловьев, внимательно изучив произведения Толкина и канву его биографии, сумели создать полное жизнеописание удивительного человека, сумевшего преобразить и обогатить наш огромный мир.знак информационной продукции 16+

Геннадий Мартович Прашкевич , Сергей Владимирович Соловьев

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное