Литература как социальный институт: Сборник работ

Таким образом, в процессе взаимодействия различных культурных пластов (т. е. социального взаимодействия, опосредованного рядом специальных институтов) имеет место конкуренция за значимость разных авторитетов и возможность их выражения. В результате определенная часть социальных групп частично вытесняется из сферы воздействия письменной культуры. Поэтому распространенные ожидания, что в будущем все категории населения будут читать больше книг и лучшего качества, вряд ли оправданны. Хотя общий объем чтения и возрастает, однако далеко не такими темпами, как хотелось бы носителям книжной культуры, связывающим со всеобщим признанием ее высокого авторитета легитимность своих позиций в социальной структуре (включая претензии на управление и руководство общественными делами). Едва ли обоснованны и те попытки прогностического определения перспектив чтения и потребления высокой культуры, которые основаны на экстраполяции характеристик читательского поведения учащейся молодежи.

Время в культуре, литературе и обществе: возможности соотнесения

Литературная система может рассматриваться в качестве одного из компонентов или одной из подсистем репродуктивной социокультурной системы, воспроизводя прежде всего устойчивые образцы временных характеристик или параметров социальной организованности. Под временем мы будем понимать определенные последовательности культурных значений, культурных пластов, т. е. те или иные ритмы социального поведения (например, порядок достижения различных благ). Временные характеристики или размерности представляют собой введение ситуативных регуляторов действия, определяющих соотношение между собой норм, ценностей и других образований.

Так, возраст человека представляет собой культурную шкалу принятия определенных социальных позиций, с которыми связан доступ к тем или иным желаемым позициям или обязанностям. Причем занятие этих позиций возможно только строго определенным образом и с помощью ограниченного набора предписанных средств в заданной структуре, ритме, указывающем на условия или последовательность достижения известных благ, их реализацию и потребление. Конкретизируя эту категорию в отношении литературы, можно интерпретировать, например, тему «первой любви» как тематизацию «предписанного порядка» достижения особо ценимых благ (и потому обставленных наибольшим числом табуирующих запрещений) – таких как сексуальное наслаждение[113], особая интимность и душевная близость, при которой только и возможна одобряемая реализация этой ценности – любви и др. Ограничение доступа к специальным формам поведения (эта жесткая предписанность, как правило, и становится социальной основой конфликта, изображаемого и выносимого на общий суд литератором) выражается в адресованных индивиду требованиях обеспеченности, независимости от родителей как первичных носителей авторитета, т. е. принятия на себя их определений и ролей и т. п. Возможность «любить» невзирая на общественное мнение, коллектив, школу и т. п. вызывает всеобщее подозрение в свержении авторитетов и сопротивление тех, кто выступает от имени «общества», держателей общественного мнения (нормы, морали).

Таким образом, определенные фазы (и, в свою очередь, типы) культурного времени представляют собой запись соответствующих позиций и ролей, т. е. фиксацию ценностных и нормативных значений, идеальных представлений, идеологических проекций и клише, культурных архетипов, табу, интересов, как «духовных», так и «материальных», связанных с защитой границ собственной группы или, при известных обстоятельствах, с ее экспансией. Понятно, что развернуть весь текст подобной записи (конфигурацию значений в определенной упорядоченности, последовательности или структуре) можно лишь чисто аналитическими средствами (если вообще возможно). Это, однако, никоим образом не снижает релевантности отдельных ее радикалов.