Литература как жизнь. Том I

Прадед Генри прибыл ко двору Екатерины Великой вместе с первой американской делегацией, его дед стал первым американским послом при дворе Александра I, отец как посол переписывался с Александром II. Незадолго до Русско-Японской войны Генри откликнулся на зов предков и поехал в Россию, возможно, играя роль неофициального посланника. Не исключена и сентиментальная причина: в Петербурге скончалась и была похоронена новорожденная дочь деда и бабки Генри, прах Адамсов есть в русской земле.

Среди тех, с кем я советовался, был американский историк холодной войны, он напомнил мне о страницах из «Воспитания Генри Адамса», где Генри, говоря о себе в третьем лице, убеждает Джона Хэя, своего друга и государственного секретаря, не терять связи с Россией. В отличие от своих друзей, Генри Адамс не стал русофобом, но считал, что русских надо удерживать в границах американского влияния: «Непреодолимость русской инертности – преграда американскому напору. Надвигаясь на соседние народы, Россия приобщает их силы к своему национальному складу, Царь и его подданные не собираются уподоблять свой склад нормам Запада. […] Стена русской инертности, отгородившая Европу от Балтики, неизбежно отгородит Америку от Тихого океана»[304].

Генри Адамс прилагал естественно-органические понятия к общественным процессам, и этим походил на Константина Леонтьева, они шли от общих корней западно-европейского неоконсерватизма, прежде всего Карлейля, а также традиционного либерализма Алексиса де Токвиля, который предсказывал общность исторических судеб Америки и России. У Генри Адамса инерция – движение непрерывное и непредолимое, как и недвижное состояние косности, таковой для Генри была Россия, таившая в себе силы, для многих скрытые. Представление об этих силах он унаследовал: самодержавная страна не помешала его предкам создавать демократическую республику, а могла, он знал, помешать. В пору Войны за Независимость, прадед Генри дожидался приема у Императрицы Екатерины, американцы не дождались аудиенции (придет их время, заставят Ельцина слоняться возле Белого Дома), но политика «вооруженного нейтралитетета», объявленная императрицей, которая не продала своих солдат английскому королю для подавления взбунтовавшихся колоний, явилась помощью. Помогла Россия и во времена Гражданской войны, когда Александр II послал к американским берегам две эскадры, за что Генри Адамс благодарил русского царя, как сказано в автобиографии, благодарил мысленно, но – благодарил, иначе исход Гражданской войны мог быть очень и очень неутешительным.

Своими непосредственными впечатлениями от России Николая II Генри Адамс делился с вершителями американской политики: «Разумеется, Россия есть то, что она есть. Нет смысла полагать, будто она современна, напоминает Америку, уже обладает экономикой. Но она же может вырваться далеко вперед на протяжении ближайших ста лет. Её размеры огромны, её соседи рядом с ней – карлики, а при такой огромности и мощи скорость движения играет роль второстепенную»[305]. Эти суждения Генри Адамса оценим сравнительно. Прежде чем опровергать его статистикой невероятного, ныне превозносимого, предреволюционного российского прогресса, надо обратиться к отечественным источникам и сопоставить впечатления заокеанского визитера с тем, что тогда же о своей стране говорили самые разные авторитеты: Менделеев, Эмиль Лесгафт, Толстой, Чехов, Столыпин, Розанов, Ленин. Доклад Менделеева, посетившего Америку, сводился к одному слову: «Работают». Разве в России не работали?! Менделеев уточнял: населения в Америке меньше, а работающих больше. Стоит учесть мнение и жившего тогда в Америке Петра Алексеевича Дементьева, который писал об американцах, «работающих так, как у нас не работают». Ленин говорил: «Плохие работники» и думал ввести принцип тейлоризма: «Погоняй – не стой!»

Дементьев на родине, не зная, к чему руки приложить, покинул Россию глубоким пессимистом, за океаном, став Питером Деменсом, проложил железную дорогу и основал город Санкт-Петербург (где Марк Твен «поселил» Тома и Гека). Повидавший Америку в конце XIX века Григорий Мачтет вынес точно такие же впечатления: кипучая деловая деятельность. С восторгом подъем промышленного капитализма в Америке наблюдал Энгельс. Чем восторгался? Закладкой фундамента социализма.