Литература как жизнь. Том I

А в начале – страшился: не о поэтике повествования предстояло вещать, а проверять сочинения студентов. Это умела делать моя жена, но она у Ахманихи числилась среди первых. На занятиях, размахивая руками и крича, я старался отвлечь внимание от моего английского. «Наш русский кричит», – сочувственно прислушивались проходившие мимо аудитории американские коллеги. Следовал я Сальвини, который в нарушение правдоподобия требовал дать полный свет в сцене спальни: «Пусть все видят, как умирает Сальвини!». И я кричал, чтобы слышали, какие ошибки я совершаю и не скрываю.

Россия за рубежом

«Ехали на тройке с бубенцами…»

Слова Подревского, музыка Фомина.

Когда впервые, в 60-х годах, попал я за океан не критиком, а кучером, к нашей тройке потянулась эмиграция, и для меня открытием Америки стала американская Россия. Вернувшись домой, написал я статью «Россия за рубежом», но тема оставалась закрытой для нашей печати, опубликовать удалось в отрывках, внутри очерков о лошадях, кроме того сделал доклад в Обществе охраны памятников. Но вглубь и вширь открыл я для самого себя зарубежную Россию, когда уже в 90-х годах мы с женой в колледже Нассау собирали материалы для выставки «Вклад русской эмиграции в американскую культуру».

Русская Америка, продержавшаяся сто двадцать лет (1740–1866), это не эмиграция, а колонизация – разница в направлении и цели: вторжение и вытеснение или приход и приспособление. Единичная российская эмиграция, за вычетом полулегендарных новгородцев, будто бы искавших в Америке спасения от Ивана Грозного, началась на исходе XVIII столетия. Наш удивительный соотечественник Федор Каржавин мог стать участником Американской Войны за Независимость, и не стал лишь потому, что в нём подозревали шпиона, подозревали по меньшей мере три страны: американцы, англичане и французы, а не то четыре, если учесть и Россию. «Купецкий сын», получивший чин надворного советника и личное дворянство, достойный сверстник Фонвизина и Радищева, доверенное лицо Лафайета и Джефферсона, студент Парижского и ассистент Московского Университета, полиглот, энциклопедист, автор сочинений на русском, испанском, французском и переводчик с этих языков – таков Каржавин. Среди его многочисленных переводов числятся «Приключения 4-х российских матросов, к острову Шпицбергену бурею принесенных» – эта карманного формата книжка, изданная без имени переводчика в Санкт-Петербурге в 1772 г., была у Деда Бориса, который собирал всё касающееся Заполярного круга, куда он планировал наладить воздухоплавательное сообщение. После кончины деда книжку я передал в Ленинскую библиотеку, и надо было видеть, с какой охотой они дар приняли, чуть ли не дрожащими руками, потому что этой редчайшей книжки не было в нашем крупнейшем книгохранилище. Приключения или, лучше сказать, злоключения Каржавина на двух континентах, а так же на Мартинике и на Кубе, способны затмить «Необычайные приключения Робинзона Крузо». Всесветный странник, свидетель не только Американской, но и Французской революции, эмигрант и ре-эмигрант, за службу отечеству возведенный во дворянство, однако своего не добившийся ни за рубежом, ни на родине. «Всё напрасно», – последние им написанные слова, возможно, предваряющие самоубийство. Чем было вызвано у Каржавина чувство тщеты всех его усилий, этого мы не знаем, но жизненной задачей его, представителя среднего сословия, было подняться по социальной лестнице, чего он достиг.

Между тем ранние и редкие эмигранты были большей частью люди вроде Дмитрия Карамазова, кающиеся дворяне, которые, стремясь освободиться от барских привычек и сословных предрассудков, уезжали к «последним из могикан» в поисках духовного обновления, желая жить не лучше, а хуже – трудом.

Дмитрий Голицын, потомок древнейшего русского рода, сын посла, он же в Америке – анахорет, Отец Митрий, священник, признанный Апостолом Аллегенских гор; аристократ-демократ Петр Дементьев, ставший Питером Деменсом, строитель железных дорог; генерал Джон Турчин, полковник Генерального штаба Иван Турчанинов, герой Гражданской войны, в генералы его произвёл Линкольн. Письмо Турчанинова Герцену, опубликованное в «Литературном наследстве» (том 62, 1955), отвечает на вопросы, на которые до конца не ответил Каржавин. Это – исповедь эмигранта, нашедшего за океаном, что искал – небоязнь тяжелой работы, однако потерпел и утрату иллюзий из-за слишком больших и неоправдавшихся ожиданий.