Литература как жизнь. Том II

Наши старшие лидеры, ещё находившиеся если не у власти, то всё же наверху, едва ли верили даже себе. Их вознесла и несла история, безостановочная сила, с которой они уже не могли совладать и перенаправить. Кто бы им поверил, начни они городить нечто отличное от того, что городили до тех пор? Горбачеву, из молодых, Запад позволил выражать веру в коммунизм, и он стал мировым шутом на потеху зарубежной публики, гротескно выкликая, словно цирковой клоун, лозунги, какие раньше произносил всерьез, а прочие подхватывали. Американский, крайне консервативный радиокомментатор Раш Лимбо, пользующийся популярностью у слушателей, развил целую теорию: Горбачева скинули за то, что он хотел установить коммунизм. На самом же деле всё наоборот: этого Михаил Сергеевич и не хотел. Но Горбачев считался молодым, новым, известным недостаточно (чего от него ждать?), а подчинившаяся ему геронтология была чересчур стара, чтобы строить из себя шутов.

Геронтократию, партийно-правительственную верхушку, состоявшую из лиц возраста немолодого, назвал «геронтологией» Аркадий Шевченко, оставшийся за границей крупнейший по чину из дефекторов, наш сотрудник ООН. Речь Шевченко, обличавшую руководящих «геронтологов», передавали по американскому телевидению как раз, когда мы со Щербиной находились в Америке. «Вхош был в шемью Громыко», – негромко, говоря вслух с самим собой, произнес Родионыч. Высказался не обличительно, а в тоне размышления, что сия связь может означать, откуда и куда дует ветер перемен? Чувствовалось, что даже такой «морской волк», повидавший политические затишья и штормы, не очень уверен, как ориентироваться в происходящем. Уже при начале перестройки Шевченко пришел во время нашего с Бердниковым выступления в Смитсоновском Институте Международных исследований. Стоял в дверях, словно не зная, уйти или остаться. Чем не буревестник революции сверху? Рано вылетел над седой равниной ещё не взбаламутившегося моря, когда Западу с нами нельзя было дела иметь.

«Возрастает вероятность глубоких личных и политических конфликтов внутри самой структуры руководящих верхов, а также возможность разрешения этих конфликтов неким экстремальным путем».

Северин Бялер. «Суровое десятилетие: политика СССР в 80-е годы», сб. Кризис детанта. Американские ученые о политике разрядки международной напряженности. «Телекс. 3», 1982 (издано на русском языке).

Маякам перестройки, как Галина Старовойтова, налаженные международные связи позволили ещё при советской власти приобрести недвижимость за границей. Как и почему им оказалась предоставлено так немыслимо (незаконно) действовать, это для будущих историков выяснять. Но противоречивость нашего развития проявлялась отчетливо у нас в Замоскворечье, где были уголки, не тронутые со времен Аполлона Григорьева и Александра Островского. Возле ветхой столетней лачуги блистал новенький «Мерседес», а владелец лимузина обитал в той избушке-не-у-синего-моря вместе с соседями по коммунальной квартире. Этот контраст, проходя дворами до метро «Октябрьская», я наблюдал регулярно: избушка покосилась, того и гляди рухнет – «Мерседес» сияет. Долго ли может продержаться подобная апория? Либо избушку снесут и на том же месте под стать «Мерседесу» будет воздвигнут собственный особняк, либо избушку не тронут, а владельца «Мерседеса» посадят. Это был один их тех, кого всюду поспевающая Маша Гессен, избегая определений в терминах легальности, называет «предпринимателями, типичными для перестройки», однако не уточняет природы их типичности. Главная фигура в её книге «Россия Путина» пригвождена терминами, а лица ей милые Маша Гессен рисует описательно-расплывчато, всё же уточняя, кто и кому среди вершителей наших судеб был надежным союзником, кто у кого являлся верным слугой[189].