Литература как жизнь. Том II

«Наибольшая ирония заключается, пожалуй, в том, что советское руководство потерпело неудачу там, где, как полагали, ждал руководителей несомненный успех – в обращении молодого поколения в свою веру».

Джеймс Биллингтон. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры. Нью-Йорк: Издательство «Образцовые книги», 1970.

«Нелегкая задача заключается в том, чтобы объяснить выход за пределы советского кругозора того поколения, которое, казалось бы, полностью было приготовлено к советскому образу жизни».

Василий Аксёнов. В поисках грустного бэби. Нью-Йорк: Издательство «Рэндом-Хаус», 1987.

В Двусторонней Комиссии Биллингтон был нашим партнером. В постсоветские годы мы с ним взаимодействовали в АмериканоРоссийском Фонде культурного сотрудничества. Специалист по России, руководитель Центра Международных исследований, директор Библиотеки Конгресса видел иронию нашей истории в том, что не отцы – детей, а дети обратили отцов в свою веру. Правда, Аксёнов нашёл, что понять нелегко, почему же поколение, сформированное коммунистической идеологией советского образца, поверило в капитализм. Но разве крах потерпел в самом деле коммунизм? А груз псевдокоммунистического прошлого не давил высокорождённым детям на сознание, они с пелёнок росли в обстановке сплошного двоедушия и беспредельного цинизма. Сын Хрущева признал: «Мой отец не был фанатиком». Стало быть, расправляясь с «врагами народа», действовал, не слепо веруя в правоту дела, а из холодного расчёта.

Некоторые из детей, словно в самом деле по-детски, прикинулись непомнящими своего коммунистического родства. «Коммунизм? – один из них, плохой актер, стал строить, ёрничая, антикоммунистическую мину согласно требованиям момента. – Ради коммунизма я никогда не работал». Стопроцентная правда! Коммунизм работал на него, трудился его отец, облечённый коммунистическими онёрами. Был награждён, удостоен, знаменит, влиятелен, со связями снизу доверху, словом, всесилен в рамках существовавшей у нас системы. Пользуясь достигнутым положением, открыл для отпрыска все двери, какие только можно было у нас открыть, у того и сложилось убеждение, будто любые двери открываются перед ним сами собой под чарами его личных достоинств и дарований. Исчерпав все преимущества эксплуатируемой ради него системы, сын систему осудил, словно к условиям, его породившим и вынянчившим, совершенно непричастен. Другой сын и внук, ещё один наш «Генри Адамс», наследственно-влиятельный советский отпрыск, сказал: «Ко мне обратились с предложением о сотрудничестве крупнейшие зарубежные компании». Куда же ещё обращаться, если не к человеку с личными связями, пронизавшими систему на глубину трех поколений? Система разрушена, зато связи сохранились.

Ещё эпизод из ненаписанной саги «Псевдосоветские отцы и антисоветские дети». Молодой сотрудник ИМЛИ, способный литератор, сын посла (бывшего переводчиком у Сталина), принял участие в переправленном за рубеж сборнике. За одно чтение того сборника можно было угодить за решетку, а ему, составителю и соавтору, хоть бы что! Крови нарушителя спокойствия никто из нас не жаждал, просто недоумевали, как же так? Чудо объяснил Бердников. К нему неофициально, но настойчиво обратился первый помощник Брежнева: «Не трогайте его». И это когда за чтение того же альманаха трогали, и ещё как трогали! Директор не был кровожаден, однако обеспокоился, предчувствуя, что, как говорится в «Гамлете», грядёт пора каких-то странных смут, раз начали поступать просьбы невероятные, судя по источнику, откуда они поступают. Директор видел разные времена и наблюдал разоблачений немало, ему и намека не требовалось, чтобы предвидеть последствия либерального послабления в сочетании с неослабевающей строгостью. Герой истории сам рассказал в зарубежной печати, как было дано и выполнено указание свыше его не трогать. Всё рассказал начистоту, не рассказал о тех, кого трогали, если видели у них в руках составленный им альманах[192].