Литература как жизнь. Том II

Летом девяностого года, во время зарубежной командировки, зашел я в наше вашингтонское Посольство, чтобы позвонить по телефону. Только вошел, слышу возглас: «Что происходит?». А возглас на весь вестибюль, осознаю, обращен ко мне. Близкими приятелями с воскликнувшим мы не были, два года тому назад оказались рядом за столом на поминках по Анатолию Агарышеву. Толя, ушедший из жизни молодым, журналист-международник, арабист, друг и биограф Насера, был государственником. Заимствую наименование у Станислава Куняева, так он называет наших сверстников, относившихся к режиму критически, но в пределах лояльности[204]. Сейчас понятие «государственник» употребляется в другом смысле. Нынешние государственники, или силовики, это сумевшие найти общий язык с властью и обогатиться. Государственники моего времени, например, ещё один Толя, поэт Передреев, находились, вроде славянофилов, с властью в конфликте. Где оказался бы Анатолий Агарышев сейчас, в каком лагере, гадать не берусь. Уход таких убежденных людей знаменует наступление другого времени. Но кому Толя не доверял, тех не было среди пришедших помянуть его. Ко мне посольский работник адресовался, словно к своему человеку.

Обязанностью сотрудника был учёт зарубежных доходов советских граждан. Находился сотрудник в состоянии взрывоопасном и сразу же разразился вопросом: «Ты можешь себе представить, сколько они здесь получают?» Вопрос был истошным воплем, криком души, и никому, кроме случайно подвернувшегося своего человека, доложить было некому: не стали бы слушать.

Представить себе размеры получений я не мог, но кто такие «они», догадывался: наши государственные лица, получавшие валютой за выступления и публикации в США. Вообразите аналогию: американский Президент, Вице-Президент и Госсекретарь выступают в СССР перед нашей публикой и получают за это в рублях, хотя бы и неконвертируемых (Рейган получал в Японии, когда уже перестал президентствовать). Позднее, в книге помощника Горбачева, я прочитал: «На него посыпались деньги»[205]. Тогда же в «Нью-Йорк Таймс» промелькнуло сообщение, которое, к сожалению, я не сохранил, но суть сообщения запомнил: готовился американский документальный телефильм в двадцати четырех сериях о Горбачеве, и ему уже был выплачен аванс четыре или шесть миллионов – за порядок суммы ручаюсь. Фильм не вышел, тема, очевидно, утратила актуальность, а в литературе о Горбачеве не попадалось и упоминания об этом замысле, как не попадалось мне упоминания «Открытого письма» с обвинением Ельцина в убийстве одноклассника. После воцарения Ельцина выступал в Институте Гарримана его советник. У меня были занятия, пойти я не мог. Пошел хороший знакомый, журналист Сэм Чавкин. Сэм вооружился магнитофоном, вернулся, и я услышал, как выступающий отвечает на вопрос, кто финансировал Фонд Горбачева: «Киссинджер дал миллион».

«Он, Михаил Горбачев, человек, обладавший огромной властью, перекроивший карту Европы, вдруг оказавшийся не в чести и ушедший на пенсию размером два доллара в месяц, заговорил об этом впервые перед телевизионными камерами со слезами на глазах: “Бог с ними со всеми. Сделаю пару выступлений. Появлюсь в рекламных роликах. Смогу же я что-нибудь заработать! ”».

Vogue, 1999–2000, январь-декабрь, № 12.

Сотрудница русского издания зарубежного журнала мод расспрашивала Михаила Сергеевича о минувшем. А я на десять лет раньше услышал о текущем: «Как там Горбачев?». Задал вопрос политолог Говард Свирер. Если бы не было свидетелей нашего разговора, не повторял бы я своего ответа: «Станет консультантом американского руководства по советским делам». «Дикость!» – расценил Говард мой ответ. Он, к сожалению, был уже смертельно болен, и вскоре его не стало. При нашем разговоре присутствовавшие и ныне здравствующие тоже недоверчиво покачали головами, они же потом, когда пресса оповестила, что низложенный Горбачев принял участие в совещании на американской военно-морской базе, сочли меня чуть ли не пророком. Затем через аппарат ООН стало известно, что американский нефтяной магнат предложил Горби место бармена в пивной для избранных, предложение было отклонено, однако Михаила Сергеевича все увидели на телевизионном экране рекламирующим товар неалкогольный – пиццу. А в интервью Vogue Горбачев сетовал на скудость своего финансового положения и надеялся дела поправить «парой выступлений».