Литература как жизнь. Том II

Зато ей удавалось хождение по приемам. Жена моя отказалась участвовать в наших походах, а мы с госпожой Стивенс-Герберт-МакКоннохи являлись на дегустацию местных вин, ходили на демонстрацию козьего сыра домашнего производства, присутствовали на вернисажах искусства здешней школы, там ради привлечения посетителей полагались напитки и крекеры. На дегустациях вин, выставках искусства или демонстрациях сыра вокруг неё вились седовласые бодрячки, она к ним обращалась: «Как ваши дела, генерал?» или «Рада вас видеть, полковник».

Она была Америка и неприятие Америки, знала свою страну в меру своей полной причастности к ней. У неё были не мнения, а точно выраженные знания. Только у Хольцмана получал я столь же четкие ответы на все вопросы. У Мэриан спрашивал, почему многие американские мужчины предпочитают жениться на иностранках, китаянках или русских. «Американские мужчины страшатся американских женщин, у наших женщин под юбками брюки». Нечто в том же духе я нашёл в письмах Стейнбека, у которого было три брака, у Хемингуэя – четыре, правда, ему, как оказалось, и нужна была такая жена, в брюках.

У Мэриан была подругой польская пани аристократического происхождения, из рода Замойских, во время войны она попала к немцам в тюрьму, на свободу вырвалась, отдавшись надзирателю, свои злоключения описала в мемуарах. Желая помочь подруге, Мэриан обратилась к Жаклин Кеннеди, которая во вдовстве работала редактором в издательстве «Викинг». Мемуары были написаны неплохо, но, видимо, обращение было написано ещё лучше, если книга оказалась принята: в издательствах теперь почти не читают «самотека» из рукописей. «Жаклин питает слабость к титулам», – объяснила Мэриан успех своего посредничества.

Были у неё друзья из крайне-правых. Старики, муж и жена, только что не куксклуклановцы, но брошюр и журналов Общества Джона Берча я у них начитался. Это были сошедшие с полотна Гранта Вуда фермеры, американские самостийники, с тем же упрямо-непроницаемым взглядом на происходящее, глаза их видели одно: угрозу их Америке. Но их дочь, библиотекарь, тихо откалывалась от них. Спорить со стариками ей было незачем. Что отстаивали и оберегали родители, то было ей понятно, но столь же ясна для неё была обреченность их замкнутой утопии.

Мой восторг перед развалинами конюшни вызвал у Мэриан мысль приобрести лошадь. Лошадь? На хлеб не хватает! Она увидела объявление: даром отдадут жеребенка годовичка, если возьмут в хорошие руки. Поехали смотреть. Мэриан сказала, что полагается на мою экспертизу, а я старался подражать конникам-профессиона-лам: видел множество раз, как они осматривают лошадей. Конечно, осматривая, профессионалы понимали, что они видят, какие пороки или достоинства. Я же изображал осмотр, но экзамен мы вроде бы сдали. На обратном пути обсуждали, где жеребенка поместить и чем кормить. Но едва вернулись в усадьбу, звонок владельцев: отказывают. Видимо, навели справки, кто такая Мэриан МакКоннохи.

В Орегоне на конференции «Всеамериканской Ахалтекинской Ассоциации», 1997. Фото Ф. Кейса.

Обложка американского конноспортивного журнала «Хорс энд Шоу»: Сайрус Итон рискнул прокатиться на нашей тройке. Нортфильд, 1969.

А кто же она такая? «Её окружал ореол приключений»[269]. Много ей можно было бы задать вопросов: как она осталась без средств? Ей нечем было отапливать свой огромный дом, и зимой, когда стояли холода, она садилась в машину и ездила по округе, чтобы согреться. А на бензин откуда деньги? «Оплачивает брат». Кто же у неё брат и почему платит за бензин? Но прямо спрашивать не принято. Выясняли косвенно, по намекам.

Одновременно открыло глаза и озадачило открытие, случайно совершенное. В барском доме была библиотека. Книжные шкафы по качеству уступали разве что конюшне. Неспеша, при каждом визите я просматривал книги: образцовый подбор чтения Южной аристократии – романы Вальтера Скотта в кожаных переплетах с золотым тиснением, Диккенс тоже с тиснением, Гиббон и Тойнби. И вдруг три затрепанные книжки на русском. Ход моих мыслей: увядшая барыня разительной красоты… американский Юг… запущенное имение… развалины конюшни красного дерева… рыцарские доспехи… Розанов… Бердяев… Преосвященный Антоний… По-русски хозяйка дома не знала или, лучше сказать, не произносила ни слова. Книги, потрепанные, однако так и не разрезанные. Эмигрантские издания 20-х годов. «Задруга».

Мэриан разрешила мне книги взять. Книги по-прежнему со мной, смотрю на них и пытаюсь вообразить, как они попали на полки мореного дуба, в имение, пределов которого не знала сама владелица, в дом с дорическими колоннами и рыцарскими доспехами, и, быть может, подпольной танцовщицей-змеей.