Литературная Газета 6343 ( № 42 2011)

Чтобы отвести удар от Хрущёва, закрывшего половину действующих к началу его правления храмов, автор выводит на авансцену идеолога 60-х Леонида Ильичёва, использует даже термин "ильичёвцы". Однако, отдадим должное, не скрывает атеистического угара Никиты Сергеевича. Может быть, впервые в истории современный либерал журит патентованного врага Церкви, но, не удержавшись, всё-таки расшаркивается перед тем, кто "вынес Сталина из мавзолея".

Посмотрев "Жару", может сложиться впечатление, что за отчётный период в стране было показано два достойных фильма: "Андрей Рублёв" и "Солярис". А появились они вопреки системе и на выжженном поле. Книг не было, ни общедоступных, ни самиздатовских, читаемых с таким интересом, который возможен исключительно в связи с их запретным статусом.

Как будто в 72-м не гремели Таганка и "Современник", не было премьеры "Ханумы" в БДТ, не блистала Плисецкая, не пела Архипова, Таривердиев не написал музыку к "Семнадцати мгновениям", не показали очередную серию "Винни-Пуха", а единственной значимой песней был "Город золотой", ставший через сорок лет назойливым саундтреком "Жары". "Гляжу в озёра синие" Архангельским не засчитана.

При всём уважении к Андрею Тарковскому заметим: он был не единственным режиссёром в СССР. И в 72-м состоялись другие премьеры. Когда читаешь список, становится понятен масштаб подтасовки. Картина мира из серо-чёрной превращается в цветную, стереоскопическую. Не станем жалеть газетной площади, восстановим справедливость, перечислим.

"Укрощение огня" профессионально доказывало, что в Советском Союзе лучшие в мире ракетостроение и космонавтика, что на Земле есть страна, где не проповедуется омерзительный культ успеха. Фильм "Любить человека" Сергея Герасимова тонко, без идеологических штампов и ложного пафоса рассказывал, что настоящий архитектор должен самозабвенно отстаивать свою точку зрения, когда строит города для людей, а не дворцы олигархам. "Здравствуй и прощай" убеждал: колхоз - это не бранное слово, но форма хозяйствования, а советская деревня - место, где живут люди, пронзительные чувства которых не испытать высоколобому сайгонавту. "Опасный поворот" Басова отмечал восприимчивость советского человека к иной культуре, способность переосмыслить и сделать зарубежную классику своей. "Станционный смотритель" указывал, что русского режиссёра, соблазнённого бесом постмодернизма, легко излечить Пушкиным, и это есть советская традиция. "Монолог" подчёркивал, что настоящая интеллигенция жива, она многочисленна, имеет представления о духовности, чести, но рассказать о столь тонких материях по силам лишь талантливым творцам, таким, например, как Авербах и Габрилович. Шукшинские "Печки-лавочки" удостоверяли факт, что русскому человеку от природы не свойственна чёрная меланхолия, а если и загрустит он, то исключительно под прессом тотальной общественной несправедливости[?]

Автор "Жары" пытается подверстать к своей концепции Александра Вампилова, представляет его задыхающимся в духоте застоя, пользуется его смертью в качестве аргумента. Хотя Вампилов не самоубийца. Было ли время справедливо к великому драматургу? Конечно, нет. Но он жил со своей страной, и трагедия официальной непризнанности не отправила его в катакомбы. Его не представишь курящим марихуану в компании питерских сайгонавтов. И пьесы его наполнены реальной жизнью, а не надуманным тленом. Либералы то и дело принимают Вампилова за своего, выдают за своего. Потому что в "Утиной охоте" есть Зилов. Зилов для них - жертва советского строя, в Зилове трепещет узнаваемое обаяние, сходное с их собственным, с их прелестным цинизмом. Однако Зилов - просто подлец, масштабный, эпический. Но он не единственный герой Вампилова - есть Сарафановы, старший и младший, есть Валентина, есть все остальные - объёмные, трагические, смешные, настоящие[?] Но такие не помещаются в катакомбу, а Зилов там, пожалуй, и нашёл бы себя, освоил тантру и медитацию.

Образ катакомбы, любование ею - главное, что есть в фильме. Практически все герои оттуда. От Улицкой до Аверинцева с его представлениями о перспективах христианства как религии меньшинства. В четырёх сериях нам рассказывают о роющих её ходы вдоль и вглубь, но на поверхность особенно не стремящихся. Потому что наверху неэстетичный пафос созидания. А ещё там - соборность. На поверхности - обычный храм в городе или селе, внутри которого ты такой же, как остальные, непривилегированный кающийся грешник. Тем, кто рыщет по стране, чтобы обзавестись "своим батюшкой" (потому что "свой дантист" уже есть), соборность противопоказана, им нужно особое положение единственного в своём роде.