Читаем Литературная Газета 6432 ( № 39 2013) полностью

Россия. Много ли знаем о ней мы, молодые, живущие в Москве писатели? И даже те из нас, кто смотрит на неё с любовью и затаённой болью, сами выросшие в глубинке, невольно высматривают провинциальный колорит. Поэтому и высыпали из машины, когда увидели на тверской земле зарастающую молодыми деревцами церквушку с двумя отдыхающими на покосившемся куполе аистами. Выхватили торопливо из рюкзаков фотоаппараты, стремясь запечатлеть этот редкий, едва ли не инопланетный для многих москвичей вид.

Мы, несколько поэтов, членов Комиссии по творческому наследию Николая Тряпкина, едем в село Степурино Старицкого района. Николай Иванович – уроженец этого района. Деревни Саблино, где родился выдающийся поэт, уже больше полувека как нет на земле. Но есть поле, которое теперь входит в земли Степуринского сельского поселения. На месте деревни в прошлом году с помощью степуринцев удалось поставить поклонный крест. А в этом году наша цель – установить скромный памятный знак у просёлочной дороги. Доски для щита, на котором будет укреплён баннер, уже лежат, дожидаются нас в полуразрушенном степуринском храме. Но сначала – выступление на празднике села, к которому приурочили и возрождённую в Степурине некогда знаменитую ярмарку.

Запестрели цветные палатки

У Николы на вешнем торгу.

И проносятся сверху касатки,

И мелькают качели в лугу.

Сколько хмеля и всяческой славы

Пролилось на окрестный пустырь!

И цветут монастырские травы,

И, как солнце, горит монастырь.

Успевай лишь примериться к цели:

Тут и лён, и кадушки, и хлеб[?]

Нет, конечно, мы не ждали, что в современной русской деревне возможно такое самобытное яркое празднество, какое запомнилось в раннем детстве Николаю Тряпкину. И всё-таки хотелось верить, что увидим мы нечто, от чего повеяло бы той хлебосольной, корневой Россией, о которой узнать теперь можно только из книг.

И вот мы в Степурине. Ярмарка – полтора десятка палаток, торгующих дешёвым китайским ширпотребом. Кое-где всё же проглядывают и местные товары – мёд, творог. На широком тракторном прицепе восседает пожилой крестьянин, продающий плетёные корзины. На вид лет шестидесяти пяти. Оказалось, ему уже восемьдесят четыре.

– Для чего эти корзины? – переспрашивает он. – Кто в деревне живёт, знает для чего: и картошку хранить можно, и бельё, кому как сподручнее…

Торговля идёт на главной сельской площади, над которой печально возвышается степуринский храм с целой уже берёзовой рощицей на стенах. Вот что можно прочитать о его состоянии на сайте, посвящённому туризму в Старицком районе: "…храм св. Флора и Лавра в Степурине находится на грани саморазрушения! Необходимо собрать средства для укрытия купола и окончить ремонт помещения в здании колокольни, чтобы там можно было проводить богослужения, сейчас с потолка падают камни. Весной 2012 года разрушение частично приостановлено, установлена крыша над пределом колокольни..." Перед официальным открытием праздника в этом храме, вернее, в расчищенном от мерзости запустения уголке его, начинается молебен святым Флору и Лавру, покровителям села. Кроме нас, четверых москвичей, здесь собралось с десяток человек, в основном пожилых женщин.

А местные мужики с утра расположились кучками в небольшом парке у стен храма. Пьют, кажется, даже не водку, дешёвый портвейн. Парк этот, как мы узнали позднее, накануне очищали от накопившегося за год хлама (в основном пустых бутылок) местные школьники. Наверное, были среди них и дети вот этих пьющих мужиков, что порой даже нужду справляют в кустах у самых церковных стен. Веками храм был главным местом во всей округе, куда люди шли вспомнить о том, что не хлебом единым в скоротечном своём земном бытии жив человек. И сейчас его сиротливые стены остаются центром притяжения. Но уже в основном для пьющих неприкаянных степуринцев. Можно ли после всех духовных разрух XX века винить этих сельских жителей, что святыня их дедов для них теперь просто место, где изо дня в день привыкли они отуманивать сознание дешёвым зельем? Не знаю, не берусь судить.

– У нас дачников сейчас довольно много стало. Они подработать предлагают, что-то покрасить, построить. Так многие наши мужики отказываются, им лишь бы выпить было на что, – вздохнула в разговоре со мной глава степуринской администрации, наш главный союзник здесь по тряпкинским делам Галина Комарова.

Но с другой-то стороны, вот уже больше двух десятилетий приучают деревню к мысли, что не нужна она особо стране. Завозят миллиардами тонн импортное, зачастую второсортное продовольствие, «стерилизуют» нефтедоллары в разных там фондах вместо того, чтобы поддержать разуверившегося во всём крестьянина, вдохнуть в него надежду на справедливость.

Перейти на страницу:

Все книги серии Литературная Газета

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное