В итоге её мольбы были услышаны. Но он вернулся домой безнадёжно больным. Вероника выхаживала его стоически, ради заработка бесконечно много и удачно переводя. Её переводы из Рабиндраната Тагора признаны хрестоматийными.
Главная любовь пришла к Тушновой в последнее десятилетие жизни. Она была овеяна тайной, поскольку её избранником стал поэт Александр Яшин, человек не свободный в семейном плане. Для Яшина тогда, в 1956-м, начались тяжёлые годы. Причина – недовольство начальства его полемической публицистикой "Рычаги". Вероника стала для Яшина тогда и опорой, и другом, и путеводной звездой. Он отвечал ей преданностью. Они оба ушли из жизни рано от одной и той же страшной болезни. Он на три года позже её. Их любовь живёт в стихах.
Если бы поэтесса такого уровня, как Тушнова, родилась где-нибудь в Швеции или Финляндии, ей бы ставили памятники, называли её именем улицы, проводили масштабные семинары и фестивали, посвящённые её творчеству. Но у нас, чтобы о тебе пеклись после смерти, надо быть или бесспорным гением, или баловаться антигосударственным вольнодумством. Ну что же! От этого мы не становимся беднее и не теряем память.
Вероника Тушнова – выдающийся русский поэт. Её надолго пережили её строки. А некоторые стали почти народными, что для поэта самое большое признание.
Теги:
Вероника ТушноваДругих писателей нет?
Валерий РЕКУНЕНКО
Лонг-лист "Нацбеста-2015" не лучше и не хуже любого другого премиального списка. Большинство текстов, выдвинутых нынче на звание национального бестселлера, вообще можно было не писать. Что нового, скажите на милость, поведал о Серебряном веке Варламов? Чего ради стоит штудировать беспросветно нудную исповедь телевизионного гэгмена Филиппенко? Зачем читателю добросовестный ребяческий разврат Лизы Готфрик? На ум приходит давний демарш Ильи Стогова, - тот покинул нацбестовское жюри с эпитафией на устах: «Предоставляю разбираться в этом компосте более опытным ассенизаторам!» Тогдашний координатор премии В. Топоров парировал по-сталински: «Других писателей у меня для вас нет[?]»
С тех пор минуло пять лет, но других писателей по-прежнему нет. Или, что вернее, меняются имена и заголовки, но общее состояние отечественной (да и зарубежной русскоязычной) словесности остаётся неизменным: пациент скорее мёртв, чем жив. Не сочтите за труд убедиться.
ПАРМЕЗАНОВАЯ СВОБОДА
М. Степнова. Безбожный переулок. – М.: АСТ, 2014
Если уж необходимо выбрать из полусотни нацбестовских зол меньшее, то я назвал бы «Безбожный переулок» М. Степновой. Ибо книга выглядит вполне добротной работой над ошибками: как стилистическими, так и смысловыми. Ну есть в тексте несколько ненужных и натужных аллитераций, вроде этой:
Необходимый спойлер: «Безбожный переулок» – классический Bildungsroman о том, как врач Огарёв, талантливый диагност, по капле выдавливал из себя совка. А помогала ему в этом юная любовница Маля, которая считала служебные, семейные и прочие обязанности надуманными комплексами:
«Дочитав книгу до конца, вдруг понимаешь, что она совсем не о врачах и не о женщинах. Она о России. России как болезни», – заметил П. Басинский. И это совершенно верно. «Безбожный переулок» легко укладывается в идейные шаблоны примерно 30-летней давности. Тогда все мы дружно решили, что свет невечерний с Запада воссияет. Многие, как выясняется, до сих пор не разуверились.
Чтобы это уразуметь, достаточно знать Ф.И.О. протагониста: Иван Сергеевич Огарёв – трудно ждать славянофильства от героя с такими паспортными данными. Россия у него ассоциируется с отцом, домашним тираном, с полумёртвым военным заводом, со смертельно больным ребёнком в клинике… Зато символом европейских свобод М.С. назначила пармезан: