Литературная Газета, 6503 (№ 13/2015)

Расстрелянные Сталин, Свердлов и Коллонтай, можно сказать, ещё дёшево отделались. Ильичу сочинитель приготовил кару не в пример худшую – неспешное публичное шельмование. Ленин в арабовской трактовке – персонаж соц-арта… да не соц-арта даже, а позднесоветских анекдотов. Первоисточник легко опознать по нескольким «ленинским» репликам:

«На заборе тоже написано. Однако вы не суётесь в него, а идёте прямо в публичный дом».

«Ушами я ничего не вижу. Я ими шевелю, когда получается».

«Чаруйте меня, чаруйте!»

Государь, напротив, дефилирует перед читателем в белом венчике из роз: «Если перед людьми и Богом ты ничего не скрываешь, то любое испытание, выпавшее на твою долю, будет столкновением с бабочкой. И война, и революция – мотыльки, которые возникают в луче света. Они не страшны для тех, у кого чиста совесть».

Такое впечатление, что автор похерил за ненадобностью оба прототипа, чтобы не досаждали ненужной амбивалентностью. Результатом стали две картонные фигуры, скроенные по перестроечным лекалам: душка-монарх и коммунист-олигофрен. Точно так же Ю.А. обошёлся с отечественной историей: ни «общинной революции», ни корниловского мятежа, ни чешского мятежа – по-видимому, они попросту не вписывались в чёрно-белую схему. О результатах см. выше.

И последнее: добротная альтернативка предполагает авторскую версию исторического детерминизма, новый (и обоснованный!) вариант причинно-следственных связей. Искать его в романе категорически не рекомендую. Все свои безошибочные решения государь император находит в глоссолалии выжившего из ума камердинера. Заявит старик: «Гельсингфорс» – стало быть, там и должны состояться мирные переговоры с кайзером. Вот и вся историософия – весёлая, как гуталин…

АХ, ОДЕССА, ТЫ ЗНАЛА МНОГО ГОРЯ!

В. Непогодин. Девять дней в мае. Журнал «Нева», № 10, 2014

Если прозаик в соцсетях рекламирует свой опус в чём мать родила – значит, тут далеко не всё в порядке. Либо с текстом, либо с автором. В случае Непогодина обе гипотезы оправдываются – моментально и с нездешней силой.

Позволю себе лирическое отступление. Есть у войн одно скверное свойство – поднимать придонную муть, в том числе и культурную. Деление на профи и дилетантов для экстремальных ситуаций не годится, единственный приемлемый критерий: «свой – чужой». Украинская война не исключение. Покойный Негатуров без зазрения совести рифмовал «открытой» и «воровитой» (?!) – и ничего, причислен к лику замечательных людей; подробности в соответствующем томе «ЖЗЛ». Одессит Непогодин – явление ровно того же порядка. Грамматика, стилистика, сюжетостроение – эти эстетские тонкости для мирного времени. Эка невидаль, двух слов связать не в состоянии. Зато за Россию костьми ляжет. Потому в момент затяжного украинского кризиса В.Н. оказался более чем востребован. Кто-то метко окрестил его «украинцем по вызову» – вызовы и впрямь следовали один за другим: колонки в «Свободной прессе» и «Снобе», заметки в «Известиях». И проза в «Неве», это само собой. Однако настоятельно рекомендую читателям авторский извод текста, размещённый на сайте knigolib.com. Пусть на 10 000 слов длиннее, зато нецелованный, – ведь после правки Непогодин теряет три четверти шарма: «мнгновения русской весны», «ложил себе под подушку книжку», «усмирительная рубашка»…

В.Н. неоднократно заявлял, что писать начал, поняв, что кроме него некому возрождать некогда славные литературные традиции Одессы. Вейз мир, что вы скажете за этот ренессанс? Ах, Одесса, ты знала много горя, но такой цорес с тобой впервые. После Бабеля, Олеши и Катаева пережить Непогодина – это таки ойц…