Литературная Газета, 6527 (№ 39/2015)

Творческие ракурсы Александра Купера разнообразны. Он не замыкается на одном удачном сочетании приёмов, постоянно ища новые формы выражения. «Надея» – это кинороман с курсивом, хором и оркестром. Жанровая характеристика не только довольно оригинальная, но и настраивающая на определённый лад. Я уже писал, что и в романе «Не мой день» кинематографическая тема занимает немалое смысловое место. Но там это реальное, происходящее в самой сюжетной гуще и съёмки. А в «Надее» автор балансирует между изобразительной прозой, киносценарием, пьесой. В этом синтезе он ищет момент сделать невозможное возможным, увидеть время не линейным, а чувственно объёмным и исторически одновременным. Для этого действие первой серии (именно так называются у Купера части) помещается в старую усадьбу с длинной и прихотливой историей, где тени способны оживать. Это деревенский дом молодой телеведущей Надежды (Надеи), влюблённой в пожилого представительного нефтяника Юрия и желающей уединиться с ним в этом в уютном сельском гнёздышке. Тогда там появляется загадочный и угрюмый старик… Вскоре выясняется, что старик – это отец героини, которого все считали пропавшим пять лет назад и даже не удосужились удостовериться, жив он или нет, пока тот пребывал в больнице для умалишённых (старик болен амнезией). Это событие щемящей и дисгармонирующей нотой обнажает всю изнанку проржавевшей жизни современных городских жителей. Перед нами разворачивается ретроспективная история семьи во всей её трагической цельности и в то же время разрозненности. Автор создаёт живописные, зримые картины происходящего, оставаясь верным жанру киноромана. Читатель также узнаёт, что когда-то в этом доме бывали знаменитые люди, в жизни которых кипели такие же нешуточные страсти. А принадлежала усадьба Михаилу Бакунину, знаменитому революционеру-анархисту. Время от времени автор рисует картины появления героев, заставляя воображение читателя работать на полную мощь. Куперу удаётся создать яркие образы. В первую очередь это Надея – современная женщина, мечтающая о женском счастье в его чистоте, но вынужденная в итоге принять правила игры и искать это счастье не на виду, а в потаённых углах. Это, с одной стороны, сильный, с другой – как часто бывает в жизни – колеблющийся характер, часто делающий выбор в пользу удобства, а не правды. Юрий, немолодой возлюбленный Надеи, – человек сформировавшийся и внешне успешный, но сам не знающий, как близко от него дышит иная, неблагополучная жизнь. И конечно же, Кирилл Вязов, тот самый старик, профессор-лингвист, никому не нужный и в то же время всем необходимый. Вторая часть (серия) киноромана посвящена ему и его любви. Именно из-за этой любви он ушёл от жены и в итоге потерялся, в прямом и переносном смысле. Здесь становится понятно, почему в подзаголовке Купер обозначает в жанровых характеристиках неведомое «с курсивом». Курсивом выделены дневники профессора и дневники его подруги. Купер так умело их стилизует, что абсолютно веришь в интимность и первородность этих записей. Ведь чаще всего человек бывает самим собой, когда его никто не видит, а пишет полную правду, когда уверен, что её никто не прочтёт: «Наташа устаёт ездить в метро, устаёт не от давки, а от людей. я хорошо её понимаю. с нами всеми что-то случилось… ненависть и гордыня овладела людьми. А была ли она мудрость народ».

Фактически это роман об изнанке каждого человека, которая в любой момент может вывернуться наружу и стать подлинным лицом. И вовсе не обязательно эта изнанка хуже всем известного, нескрываемого облика. «Надея» – это скерцо на чёрных клавишах, своеобразная литературная пентатоника, где каждый звук-кадр ожидает того, что кто-то вот-вот соскользнёт и возьмёт белую клавишу, нарушив стерильное чередование тонов. В романе много лирических печальных станиц, он насыщен и психологическими ходами, и достоверными деталями. Тема предательства – ключевая, но решается она не в лоб, а с большой долей деликатности. Купер словно утверждает: мир так сложен и многообразен, что познать его можно, только пытаясь правильно пристроить каждое обстоятельство в свою жизнь, как игрушку на новогоднюю ёлку. Тем, кто пытается жизнь изменить и сломать, почти никогда не удаётся её познать. И когда на участке Вязовых появляются бурильщики, мечтающие напасть на «семейную скважину», в итоге на неё нападающие, дом вскоре сгорает. В этом много литературоцентричных отсылок, одна из них (самая явная) – к чеховскому «Вишнёвому саду». Роман не только постоянно улетает в прошлое, не стесняясь любых расстояний (от юности героев до бакунинских времён), но и оставляет за собой открытое пространство. Ведь ни одна история не кончается навсегда. Она лишь освобождает место для новой. И каждая новая будет в итоге рассказывать о зыбкости человеческого счастья.