Но иногда за английской чопорностью может скрываться доброе сердце, как, например, у миссис Пирс (Лидия Кузнецова), которая на глазах у зрителя меняет своё отношение к бедной Элизе: от презрения и желания выставить замарашку за дверь до деятельного сочувствия и попытки оградить её от грубости и «дурного влияния» со стороны Хиггинса.
На сцене – английские реалии начала XX века: холодный, парадно-бесчувственный Лондон с его Биг-Беном, лодками на Темзе… И во всё это вмешивается естественность, природа. Вмешивается голыми деревьями и уже распустившимися весенними цветами кисти художника Владимира Серебровского. Естественность вслед за Элизой проникает в английские гостиные и кабинеты: цветы повсюду – на витражах, на обоях… Они, как и Элиза, разрушают замкнутость светского общества изнутри. Исключение из правил. Обычно это два мира, между которыми пропасть: напыщенно-самоуверенный – и неказистый, но настоящий. Они напоминают о пропасти в нашем обществе, отделяющей особняки от «хижин», где, как и у Элизы, нет горячей воды и не хватает мыла, но откуда можно взять «не какую-нибудь, а честную девушку» и отмыть её до герцогини, потому что «не место красит человека, а человек место». О чём и писал парадоксалист Бернард Шоу, разрушающий «мнимую очевидность». О чём и новая постановка МХАТа им. Горького.
Анастасия БОРДЕНЮК
Светлана Врагова: «Театр стоит на любви»
Светлана Врагова: «Театр стоит на любви»
Искусство / Искусство / Прямая речь
Теги:
искусство , театрЗима тревоги для московских театров сменилась не менее тревожной весной: власти города намерены поставить финансирование в зависимость от эффективности той или иной труппы. По мнению художественного руководителя Московского театра «Модернъ», поиск путей к взаимопониманию сегодня является самой актуальной задачей для деятелей театра и для чиновников, попечению которых театр вверен.
– Светлана Александровна, а возможно ли оно в принципе – взаимопонимание между чиновниками, вершащими судьбы театров, и самими театрами?
– Безусловно. Несмотря на разность подходов к проблеме. Ведь что у нас получается? И чиновники, и театры ставят во главу угла человека, ради которого театр и существует на свете, – зрителя. Но первые оперируют экономическими категориями, а вторые – категориями духовными и творческими. Да, городской бюджет в условиях кризиса необходимо расходовать максимально взвешенно. Но даже когда речь идёт о промышленном предприятии, которое признано нерентабельным, рачительный хозяин подумает о том, как его модернизировать, сберегая средства, которые в него уже вложены, и думая о судьбе тех, кто на этом предприятии работает. Какой худрук не мечтает о том, чтобы каждый вечер у него был бы аншлаг! Но театр – не предприятие по производству билетов: много билетов продал – молодец, мало – ай-яй-яй, стань в угол! Поэтому думать нам нужно не только о том, чтобы в кассу очередь не иссякала, но и о том, что увидит зритель, купивший заветный билетик, что почувствует на спектакле, с какими мыслями выйдет из театра…
– В вашем театре всегда аншлаг. Кто же отвечает за очередь в кассу?
– В идеале как раз за очередь в кассу отвечает художественный руководитель театра, задающий его эстетику. Слаженные тандемы худрук – директор, где оба работают на общее дело, сегодня встречаются крайне редко. Именно поэтому худруки, особенно те, кто сам создавал свой театр с нуля, порой просто вынуждены совмещать обе ипостаси. Директор должен чувствовать специфику, если хотите – природу, предназначение театра, в котором работает. У «человека с улицы» этому пониманию взяться неоткуда. Даже опыт работы в других театрах не всегда обеспечивает директору успех на новом месте – сколько раз за 28-летнюю историю нашего «Модерна» мне приходилось после варяга-директора самой наводить порядок...
– «Чувствомера» пока ещё никто не изобрёл, а вот количество проданных билетов – показатель осязаемый и измеряемый!
– И не надо его изобретать! Где гарантия, что такой сверхчувствительный – а как же иначе! – прибор будет работать без сбоев?
– Но на собственные чувства чиновник полагаться может?