Литературная Газета, 6584 (№ 04/2017)

1440 год. Франция, Нант. Из города и окрестностей десятками бесследно исчезают дети. Местные жители считают, что они стали жертвами бывшего соратника Жанны Д’Арк, странного и нелюдимого барона, маршала Франции Жиля де Реца, подозреваемого в педофилии и сатанизме. Власти Нанта вместе с инквизитором Жаном Блуэном ведут расследование. Свидетели сообщили Блуэну, что видели, как пропавших детей отводила в замок де Реца Машкуль румяная старуха Перрин Мартен по прозвищу Ля Меффрэйе. Её задержали и привезли в Нант.

– Сестра Перрин, ты сейчас снова присягнула на Святом Писании, что будешь говорить правду, – сказал Блуэн старухе Мартен. – А ведь в первый раз ты солгала.

– В жизни никогда не лгала, отче, – не моргнув глазом, заявила та.

– Теперь ты солгала второй раз, – печально констатировал отец Жан. – Разве ты, женщина, на богомолье ходишь в окрестностях Нанта и Машкуля? Нет, ты собираешь по дорогам христарадничающих детей, выбирая тех, кто покрасивее, и отводишь кому-то в Машкуль за деньги. Я хочу знать, кому.

– Да что вы, какие дети? – всплеснула руками Мартен. – Меня оговорили, ваше преподобие.

– Такое случается. У тебя что, есть враги?

Старуха пожала плечами:

– Знаешь ли ты некую Жанну Фуреж из Пор-Лоне?

– Нет, не знаю, отче.

– Стало быть, она не твой враг.

– Стало быть, так. Хотя – кто знает…

– Господь знает. И мы, грешные, по бесконечной милости Его узнаем. Зачем Жанне Фуреж оговаривать тебя, если она не твой враг?

– Да не знаю я никакой Жанны Фуреж! Может быть, она что перепутала?

– Может быть. Сейчас мы это выясним. Брат Поль, приведи свидетельницу, – сказал Блуэн монаху-секретарю.

Когда ввели Жанну Фуреж, в глазах румяной бабки засветилась злоба.

– Сестра Жанна, помнишь ли ты, что поклялась на Святом Евангелии избегать клеветы и говорить правду и только правду? – спросил Блуэн.

Фуреж, благообразная полная женщина, с готовностью кивнула:

– Да, ваше преподобие.

– Подтверждаешь ли ты, Жанна, что женщина, стоящая перед тобой, та самая старуха, что шла с ребёнком через Пор-Лоне в Машкуль, а потом вернулась без ребёнка и сказала, что отдала его в руки хорошего хозяина?

– Да, это она.

– Была ли между нею и тобой какая-нибудь вражда?

– Да чего нам с ней делить, я и имени-то её не знаю. Видела несколько раз в Пор-Лоне, заговаривала с ней.

– А ты, Перрин Мартен, узнаёшь эту женщину? – повернулся Блуэн к Ля Меффрэйе.

– Нет, не узнаю. Мне доводилось ходить через Пор-Лоне, но никаких детей я не водила. Эти злые мальчишки вечно пристают ко мне, дразнят, дёргают за одежду, так, может быть, ей показалось, что кто-то из них идёт со мной?

– Ничего не показалась! Ты держала его за руку и на мой вопрос, куда вы идёте, ответила, что в Машкуль. А потом, возвращаясь, сказала, что оставила мальчика хорошему хозяину.

– Врёшь, бретонская проститутка! – зашипела старуха. – Отче, они там все проститутки в Пор-Лоне, дают за деньги любому проезжающему. Я их порицала за это, вот они меня и не любят.

– Что?! – вскинулась Фуреж. – Ах ты, старая сводня!.. Я проститутка?! Я мужняя жена! И вовсе не бретонка! Я француженка! А вот ты – нормандское отродье!..

– Довольно! – остановил их Блуэн. – Сестра Жанна, спасибо, ты свободна, тебя сейчас отвезут домой. А с тобой, сестра Перрин, мы ещё побеседуем.

Бабка опустила глаза.

– Все знают, что в Пор-Лоне живут одни проститутки, – бормотала она. – Как можно им верить?

– Меня больше интересует, женщина, как можно верить тебе, – тихо сказал отец Жан, когда закрылась дверь за Жанной Фуреж. – Я тебе искренне советую не усугублять свою вину. Ты уличена во лжи очной ставкой. А ты знаешь, что такое лгать святой инквизиции, да ещё после того как два раза клялась говорить правду на Святом Писании?

– Знаю, – криво усмехнулась Мартен. Румянец на её щеках превратился в красные пятна. – Неужто вы меня, старуху, пытать будете?

– Не торопи события, Перрин Мартен. Пытка – это страдания тела, а речь пока идёт о твоей душе. То, что ты упорствуешь во лжи, будучи связанной святой присягой, равносильно поруганию Евангелия и публичному отречению от веры. За это данной мне духовной властью, без всякого освящённого собора, я могу тебя ipso facto отлучить от Церкви. Не доводи меня до этого. Итак, ты будешь говорить правду? Кому ты передавала детей в Машкуле?

Бабка молчала, не поднимая глаз.

– По правилам, я должен спросить ещё раз. Именем всемогущего Бога вопрошаю тебя, Перрин Мартен: не хочешь ли ты покаяться во лжи и сказать правдиво, кому ты продавала детей?

Ля Меффрэйе по-прежнему не отвечала.