Литературная Газета, 6584 (№ 04/2017)

Блуэн поморщился, поднялся, взял в руки распятие и провозгласил:

– Властью всемогущего Бога Отца, Сына и Духа Святого и всех святых отлучаем сию злодейку и грешницу Перрин Мартен и изгоняем её за порог Святой Церкви всемогущего Бога. И как огонь угашается водой, так да угаснет свет сей грешной во веки веков, если она не покается и не загладит своей вины, и да смилуется Господь над заблудшей душой.

При последних словах Мартен подняла на отца Жана глаза. Зрачки её стали колючими. Она вдруг осклабилась, обнажив гнилые зубы.

– Твой Бог не всемогущий, – каким-то незнакомым утробным голосом провещала она. – Всемогущ только Баррон. Уж он-то меня не отлучит!

– Кто-кто? – переспросил Блуэн. – Барон де Рец? Ты о нём говоришь?

Старуха страшно захохотала. В углах её рта появилась пена.

– Ты узнаешь ещё, вонючий аббат, кто такой Баррон! – Она воздела руки к потолку. – Отец наш, Баррон, приди ко мне на помощь! Даруй мне твою силу! Испепели этих засранцев! – Мартен затряслась, заскрипела зубами и стала хрипло, брызгая пеной, выкрикивать какие-то заклинания – на неизвестном, страшном, скрежещущем от столкновения согласных языке.

Отец Жан перекрестился и сказал брату Полю:

– Вероятно, коллега, мы имеем дело с одним из имён Велиара, будь он проклят во веки веков. Н-да, брат Поль, всё оказалось серьёзней, нежели я полагал… Эта бабка не только сводня, но и ведьма. Ты не пугай меня, Перрин Мартен, своими глупыми заклятиями, мы тут и летающих ведьм видели! Ловили одну такую всем миром, а она на нас плевала сверху. Ничего, окропили святой водой, поймали, прицепили к оковам освящённые чугунные шары. Больше не летала.

– Вот тебе и от меня! – Ля Меффрэйе смачно плюнула на Блуэна.

– Это ничего. – Инквизитор достал платок и очистил сутану от плевка. – И Господа нашего Иисуса Христа оплёвывали и заушали, а Он попрал силу диавола. Берите её, – сделал он знак стражникам. – Растянем несчастную на «лестнице», чтобы ослабить в её теле силу злого духа.

Вопящую старуху поволокли в пыточную камеру.

Там стоял высокий топчан с прибитой к нему лестницей; испытуемого привязывали к ней и «тянули жилы по колесу», как говорили на Руси: то есть вращали против часовой стрелки вóрот, к которому верёвками были прикреплены ноги человека, в то время как руки его были намертво привязаны к перекладине над головой. Поначалу ощущения у людей с болями в пояснице и позвоночнике были от «лестницы» даже приятными, потом – не очень приятными, а потом сменялись дикой болью от вывернутых из гнёзд суставов и рвущихся связок. Ужасная пытка! Причём облегчение при ослаблении верёвок не наступало, напротив, боль усиливалась, потому что вывороченные суставы тёрлись друг о друга. На «лестнице» человека можно было запытать до смерти.

Но Блуэн шепнул палачу, мэтру Жоржу, высокому рыжему детине в нечистой шемизе и закатанных до колен портках: «Не калечить. Она должна прийти в суд на своих ногах», на что конопатый, остро воняющий потом палач движением рыжих бровей выразил понимание.

Мартен, увидев «лестницу», ещё больше зашлась в крике, забилась. Мэтр Жорж сгрёб старуху за шиворот и приподнял над полом, окинув профессиональным взглядом с головы до ног. Та в ужасе притихла. Палач, повернув жертву к себе так и эдак, швырнул её своим помощникам, те подхватили женщину на лету, необыкновенно быстро сорвали с неё одежду, обнажив жёлтые увядшие груди, дряблый живот, седой лобок, синеватые ноги, и растянули на «лестнице». Брат Пьер стыдливо опустил глаза, Блуэн же с крестом в руках бесстрастно смотрел, даже не моргая.

Заскрипел ворот, верёвки натянулись, как тетива лука, несчастная закряхтела, как-то жутко закрякала, потом завыла. Подручные же палача всё налегали на рукояти вóрота. Сам же мэтр Жорж только внимательно наблюдал за пыткой, сложив на груди покрытые рыжим волосом руки.

– Перрин Мартен! – громовым голосом спросил отец Жан. – Кому ты отводила детей в Машкуле?

Старуха снова плюнула в него, но на этот раз не попала. Верёвки продолжали наматываться на ворот, вытягивая тело Мартен в дугу. Она истошно воззвала:

– Баррон! Баррон! Всемогущий! Помоги мне! Да помоги же мне! О, как мне больно! Испепели их! Выжги им нутро до самого их сердца!

Блуэн сделал палачам знак остановиться.

– Нет, он не поможет, – тихо сказал он женщине. – Дело в том, что он не любит вас и изначально хочет лишь погубить. Сказано Господом: он лжец и отец лжи. Любовь же есть только у Господа нашего Иисуса Христа. Сейчас, в терзаниях тела своего, ответь себе на вопрос: ты с Богом или диаволом? С любовью или ненавистью?

– Вижу я вашу любовь! – хрипела Ля Меффрэйе. – Оборотни! Хищные волки в рясах! Калечите невинную старуху!

– Увы, ты дала повод, и не один, сильно усомниться в твоей невиновности. Говори же: кто покупал у тебя детей в Машкуле?

– Отпустите меня! Умоляю, отпустите меня! Не знаю никаких детей! Я ненавижу детей!

– И поэтому ты продавала их на погибель?

– Нет! Нет! Нет!

– Тогда придётся пока оставить тебя в руках мэтра Жоржа.