Следую за автором, к эпизоду, где Пузырёк делится самым ценным - своей рыбацкой премудростью - открываешь для себя такую простую и одновременно сложную народную самобытность. «Случается, конечно, что занимаешь[Пузырьку], но не совсем, как оказалось, от чистого сердца, потому что много в твоём мнимом добре разных примесей, нужных, в первую очередь, тебе <…> скрепя сердцем потряс копилку и выручил одного единственного страждущего, и когда круг замкнулся, он, этот страждущий, разломил надвое своё, драгоценное и последнее: бери, пользуйся на здоровье!». Именно в этом моменте «расположения человека к человеку», когда, кажется, и отдать уже нечего, видит Антипин доказательство «нравственного бессмертия» русского человека, «поющего и плачущего, скачущего через палочку на краю, но умеющего остановиться и опахнуть искренней нерастраченной красотой».
Обратимся к повести автора «Дядька». Вновь центром повествования становится простой мужик. Из чувствовавшего особую связь с землёй искусного пахаря главный герой превращается в пьяницу, потерявшего всякую связь с семьёй и добровольно ставшего «рабом» деревенского самогонщика Хохла.
Где же искать корни слома, полностью потерявшего человеческий облик героя? – вопрошает автор. В прошлом ли, где мать Дядьки отрезала ему пути к военной карьере и личному счастью или в том, что внутренний конфликт совпал в Дядьке с «гибелью самой державы»? («И Дядька, как и все они - простые крестьяне! – вместе со всеми бежал, умирал без пуль, без верёвки болтался голыми ногами над четвертованным полем.<…> Дядька, кажется, так до конца и не понял вселенскую бездомность, мусорную ненужность и падаль своего теперешнего существования, бывшего вчера моторной тягой.») Или всё же главной причиной «типично русского крена Дядькиной судьбы» стало стремление русского человека к падению? «Это прежде всего забвение всякой мерки,<…> Эта потребность хватить через край, потребность в замирающем ощущении, дойдя до пропасти, свеситься в неё наполовину, заглянуть в самую бездну и – в частных случаях, но весьма нередких – броситься в неё как ошалевшему с головой» (Ф.М. Достоевский, дневник писателя за 1873)
«Кажется, никакой булавкой он [Дядька] уже не крепился на белом свете, однажды найдя этот опасный люфт жизни и смерти, это неосязаемую младенческую хрупкость бытия, эту пустоту себя в себе, эту разверзшуюся в его судьбе воронку, в которую можно пихать и пихать кровоточащую душу, пока, отлетая, не ушибётся о могильный камень». И «страдальческая струя» эта проходит не только через жизнь русского народа, сопрягаясь с внешними бедствиями и несчастиями, но «бьёт ключом из самого сердца народного».
Всю жизнь героя сопровождают прозвища, живущие в народной памяти в веках, сопровождают, символизирую отдельные этапы судьбы. «Кроме надежды на случайное поминание, чем ещё утешиться человеку, какое продолжение себе отсудить у смерти?» Жил - был тракторист, славящийся в молодости богатырской силой, и звали его за это Медведей, затем стал он Длинным, а уж потом Дядькой и Бомжарой. И в этом главная трагедия антипинского Дядьки! Не осталось от него на свете ничего кроме прозвищ, в конце жизни и вовсе оскорбительных. Чувствуя приближение смерти, пытается он зацепиться чем-то за историю, увековечить свою жизнь то ли навесом в поле, то ли знанием о том, как заводить дедовскую «Дружбу». Но всё это до ужаса мелко: «…огненным палом прокатился по земле, никого и ничего не посеяв живой животворящей памятью…».
Трагична смерть Дядьки и тем, что «с кончиной его, с уходом … в другой мир не рассвело на этом.» В данном выводе, приведённым Антипиным в последней части повести, вырисовывается ещё одна, рассматриваемая и в творчестве Елены Тулушевой по отношению к её героям, причина гибели Дядьки - равнодушие. И её, пожалуй, не менее важно выделить.
«И сами мы [после ухода Дядьки] не стали хоть чуточку добрее к нищим и пропащим, горьким и заблудшим, не сделались хоть самую малость зрячее к этой пьяной, гулевой, беспутной голытьбе, которая и до сего толчётся между нами, стынет и стонет на холоде и ветру, мается под грозовым небом.»
Разрыв связи со своими корнями - проблема, поднятая Антипиным в другом произведении - повести «Горькая трава». Попробовав себя в роли водителя, слесаря, монтёра и конюха, не найдя своего предназначения сороколетний Сашка решает попытать счастье за границами родного села. «Нигде ничто Саню не держало, всё-то он подбирал службу по себе, но какой он есть - это звёздное поле Саня к сорока годам и сам, кажется, не освоил. <…> Ему казалось, что там, в родовой деревне, где остались лишь недужная мать с братом да песчаная тоска могил, не будет ему простора, а душе вдохновения.»