Литературная Газета, 6624 (№ 49/2017)

помех сотовой связи.

Прогнившие доски пола –

то ли женского

то ли мужского –

натужно скрипят

под лишним весом

чужих обещаний.

Расшибая голову

о грудную клетку

изнутри

чьё-то сердце

возможно

перемен требует

но моё – каникул

или отпуска

без содержания…

Ветер

Ветер уснул в моём рюкзаке.

Не дышит в спину, не трогает плечо.

Ему снится, что он гуляет

По сияющим ледяным кольцам

Сатурна,

Сажает тюльпаны на Венере,

Собирает Луну из стеклянной мозаики.

Ему снится вечер с пятью закатами

И утро без рассвета,

Океан с полупрозрачным

двойным дном

И леса, уходящие корнями

в лиловое небо.

Проснувшись, он звякнет

колокольчиком

И унесётся расчёсывать сухие травы

На склонах ближайших гор,

А мне останется лишь горсть

битого стекла,

Заледеневший лепесток тюльпана,

Пара карандашных набросков

заката,

Чёрно-белых, как солнечный ветер,

Да ржавая монета, завалившаяся

за подкладку.

Рыбы

Темнеет.

Иду по парку с чужим человеком.

Он не держит меня за руку.

Да этого и не нужно.

– Посмотри, как отражаются огни

в воде озера, – говорю.

Вместо этого

он смотрит на меня –

с недоумением.

Я ухожу по сырой, пьяной,

освещённой редкими оранжевыми

фонарями улице.

Будто по дну озера.

Пусть себе недоумевает.

А я буду и дальше гулять по дну

и воображать, что облака,

плывущие в тёмном небе, –

это сказочные хищные рыбы.

Куда бы спрятаться

от их слепых глаз?

В пустоте

В здешнем небе,

вечно-оранжевом,

никогда не видно солнца.

Оно, наверное, есть,

но прячется

за игольчатым горизонтом.

Иначе откуда свет?

Здешние скалы

удивительно сиреневы

с переходом в фиолетовый,

а кое-где в индиго

и даже ультрамарин.

Здешние скалы –

высокие столбы

на глубоко-зелёной равнине.

Их качает ветер.

Они похожи на безумцев,

застывших в случайных позах.

Я сижу на вершине скалы.

Её круглое основание

уверенно мнёт траву.

Хотя я точно не знаю,

есть ли там, на равнине,

трава,

есть ли там, на равнине,

хоть что-то.

Или, может, здешние

сиреневые скалы

болтаются в глубоко-зелёной

пустоте.

За поворотом море

В стылое небо чужими глазами глядя,

Солнце сверяешь с часами на правой руке.

Стянуты в узел заката рыжие пряди,

Пыль на ботинках, подошвы в сером песке.

Стопка обид, страстей, новых любовей,

Снов и надежд в слишком большом рюкзаке.

Судя по карте, за поворотом море,

А перед ним разноцветные пятна боке.

Солнце падает вниз, обгоняя тревоги,

И каждый вечер тонет в новой реке.

В дымке надежд снова не видно дороги,

Придётся брести наугад в никуда налегке.

В небо чужое глазами чужими глядя,

Путаешь солнце с часами на левой руке.

Пахнут лавандой полуночи синие пряди…

А вместо моря солёная лужа

Не тем

И вот я стала

Не тем, кем хотела.

Не тем…

И для ночных разговоров –

Как прежде – с собою

Вдруг больше нет тем.

Нет тем…

И хватит метаться:

Стекло отражает чужое лицо –

Моё…

За ним темнота

Да трели сверчков

Без луны и без звёзд.

Без звёзд…

на сером песке.

Мне внимают камень и трава

Мне внимают камень и трава

Спецпроекты ЛГ / Многоязыкая лира России / Поэзия Кабардино-Балкарии

Теги: Танзиля Зумакулова , поэзия Кабардино-Балкарии

Танзиля Зумакулова

Родилась в 1934 году в селении Гирхожан (ныне – г. Тырныауз) Кабардино-Балкарской АССР. Окончила ВЛК при Литературном институте им. А.М. Горького. Пишет на балкарском языке. Народный поэт КБР и КЧР. Лауреат Национальной премии Чувашии им. Эмине, Международной литературной премии им. С. Михалкова, академик Международной академии творчества. За сборник «Сокровенность» в 1977 году удостоена Государственной премии РСФСР им. М. Горького. Автор более 30 поэтических сборников. В 2014–2016 гг. в издательстве «Эльбрус» изданы избранные произведения поэта в трёх томах.

Живёт в Нальчике. 

Два языка

Родной язык, ничем не заменимый, –

Он дорог всем. Всё отразилось в нём:

Земля и небо, осени и зимы.

Понятен вздох на языке родном.

Родной язык! В нём нежность, вечность, сила.

Я с ним росла: и не по букварю

Сладчайшие слова произносила –

Сначала «мама», а потом «люблю».

На языке родимом ропщут ели,

Журчит река, и шелестит листва.

Как я внимала песне в колыбели –

Так мне внимают камень и трава.

Завещанное предками богатство

Мы сохраним навек в родном краю.

Язык отцов! С тобой нельзя расстаться,

Тобой живу и – как могу – пою.

Добра желаю людям и Отчизне.

И если с речью разлучусь живой –

Лишусь всего. Тогда не нужно жизни,

Я лучше стану камнем и травой.

Но русский есть язык. И он навеки

Мне близок и понятен, как родной.

Две речи в моём сердце, будто реки,

Звучат, текут, становятся одной.

Забыв родной язык, я онемею,