Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Столетняя история экранизаций великого романа Л. Н. Толстого не закончена и законченной никогда не будет: тема любви, хоть счастливой, хоть несчастной, вечно жива. Появляются новые Анны, со своими страстями и драмами, под другими именами, в ином времени. Ограничусь примером картины В. Бортко «О любви» (2017), где современная героиня, студентка петербургского инъяза, замужняя молодая женщина (Анна Чиповская), вступает в связь с женатым банкиром (Дмитрий Певцов) и изменяет мужу-китаисту (Алексей Чадов), рассчитывая, быть может, получить отсрочку по ипотеке. Измена вроде бы по расчету всколыхнула, однако, в ней нешуточную страсть, которую банкир разделяет с возлюбленной недолго. К счастью, все обошлось без суицида: банкир оказался порядочным человеком: покупает даме шикарную квартиру, потом турагентство, обещает обеспечить будущее их общего ребенка, но страсть быстро сходит на нет. Остаются: холодный расчет, обеспеченная жизнь, новые измены и вполне циническое отношение к себе и своим партнерам.

Героиня формулирует итог своей истории вполне внятно: «Любовь – это болезнь. Я стала другим человеком. Я сама определяю свою жизнь, что хорошо, что плохо, и ни от кого не завишу. Это мое тело, и я им распоряжаюсь так, как я хочу. Это моя душа, и она никому не принадлежит. Самое главное здесь – договор. Я его нарушила один раз. Что из этого вышло? Три разрушенные жизни. Хотя почему разрушенные? Все счастливы, по-своему. Правда, очень по-своему. Так что второй раз мы договор нарушать не будем»[457].

Героиня произносит этот монолог, выйдя обнаженной из ванны роскошного номера гостиницы «Астория», и ее бывший муж-китаист, с кем она в этот день разделила постель, пристально за ней наблюдает. Будущего за этим случайным свиданием не просматривается, и, уже выйдя из гостиницы, она говорит, обращаясь к молоденькому швейцару: «Больно, Петя, больно»[458].

Анны, брюнетки и блондинки, а также шатенки и рыжеволосые продолжают искушать и соблазнять, заставляют страдать и страдают сами. Слоган картины тот же, толстовский: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Раздел V. Вечное и злободневное русской классики – в книгах и на экране

Глава 1. Фантом раскаяния Родиона Раскольникова в киноверсиях романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»

Среди множества упоминаний в Священном Писании слова «раскаяние», в связи с названием главы имеет смысл процитировать самое из них существенное – то, когда раскаивается сам Господь.

«И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время.

И раскаялся Господь, что создал человека на земле и восскорбел в сердце Своем.

И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скота, и гадов и птиц небесных, ибо Я раскаялся, что создал их» (Быт. 6; 5–7).

Среди различных толкований этих строк из книги Бытия встречается недоверие к качеству перевода – точно ли речь идет о Божественном раскаянии, правильно ли употреблен термин. Однако именно так звучит это место в двуязычной Иерусалимской Библии, где перевод на современный английский язык с древнееврейского оригинала отражает понимание данного текста современным иудаизмом. В Библии «Короля Джеймса» (начало XVII века), то есть в классической англоязычной версии Библии, также стоит глагол прошедшего времени repented (раскаялся).

Нечто вроде раскаяния звучит и в другом отрывке из книги Бытия:

«И сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал…» (Быт. 8; 21).

Это Божественное «не буду больше» уточняет понимание Божественного раскаяния как особого способа изменения неизменяемого, высшего выражения мысли о крайнем Божественном сожалении. Смысл раскаяния, таким образом, – в беспредельном сожалении, в сердечном рыдании и скорби от невозможности что-либо поправить.

Отрекался и раскаивался «в прахе и пепле» многострадальный праведник Иов (Иов. 42; 6) – отрекался от прежних узких убеждений и былой праведности, раскаивался в том, что в ропоте своем не понимал плана Господа.

Грешники, как об этом пишет Откровение Иоанна Богослова, ведут себя иначе: «И не раскаялись они в убийствах своих, ни в чародействах своих, ни в блудодеянии своем, ни в воровстве своем» (Отк. 9; 20–21).

То есть по-прежнему «мысли и помышления сердца их были зло во всякое время».

I