Художественного материала для осмысления истории Вронского строго по роману Толстого режиссеру, по-видимому, не хватило, поэтому было решено выйти за рамки текста и привлечь публицистическую повесть В. Вересаева «На японской войне» (в июне 1904 года писатель как врач запаса был призван на военную службу и вернулся с японской войны в начале 1906 года). На этой войне, которая в картине присутствует больше как декорация, чем как история, волею судеб (главным образом, волею режиссерского замысла) и очутился офицер Генерального штаба полковник граф Алексей Кириллович Вронский (Максим Матвеев), по ранению попавший в военный госпиталь. Здесь его считают важной птицей и потому вверяют заботам начальника госпиталя, Сергея Алексеевича Каренина (Кирилл Гребенщиков). Так сценарно обставляется случайная встреча Вронского с человеком, которого он знал в бытность его восьмилетним мальчиком и сыном любимой женщины, чужой жены. Но прошло тридцать лет, и теперь тридцативосьмилетнему доктору приходится лечить и выхаживать немолодого раненого офицера. Когда они услышали фамилии друг друга, разговора об общем прошлом было не избежать.
Каренин пришел к полковнику, которому накануне вытащил осколок из ноги, сообщить, что рана не опасна, кость не задета и он скоро поправится.
«– Я так и думал, что вы придете. Вы сын Анны?
– Да, я ее сын. Меня зовут…
– Вы, должно быть, не очень меня любите?
– Честно говоря, вы мне совершенно не нравитесь. В свое время хотел вас застрелить. Даже револьвер купил.
– Что вам от меня нужно?
– Я хотел бы знать о моей матери, зачем она это сделала?
– Зачем вам это?
– Когда-то я ненавидел ее. Даже презирал. Всю жизнь я знаю о матери только то, что говорили о ней люди, которые, в сущности, ее ненавидели. Я часто думаю о ней. Никак не могу понять, зачем она это сделала. Такая страшная смерть. Не могу понять.
– Почему вы знаете, что я скажу вам правду? Люди помнят то, что им удобно помнить. Да и не бывает в любви одной правды.
– Хорошо. Расскажите мне вашу правду.
– Тридцать лет прошло. Я помню этот день…»
И Вронский начинает вспоминать с конца их истории, когда на железнодорожной станции, в грязном сарае, он увидел растерзанное тело Анны.
Итак, первый же диалог полковника Вронского и доктора Каренина сразу определяет содержание и главные акценты картины: события прошлого показаны глазами Вронского; он вспоминает то и так, что и как ему удобно помнить, то есть в картине предложена
Полковник был, несомненно, прав, когда сказал, что не бывает в любви одной правды. Многие краски отношений Анны и Вронского, которые есть в романе (то есть показаны автором), в его рассказе потускнели и стерлись. На прямой вопрос доктора, любил ли граф его мать, Вронскому мучительно трудно ответить. У него вырывается страшное признание – Анна все еще жива, она не умерла тогда под колесами поезда, она где-то здесь, преследует, не отпускает его, а похороны ничего не значат. Анна – его навязчивая идея, морок, мучивший его всю жизнь, заставивший искать смерть на всех войнах, в которых участвовала Россия, и оставивший его навсегда одиноким: их дочь Аня умерла пяти лет, а его не пустили к ней на похороны.
Вопрос сына о матери – зачем она это сделала – на который не в силах ответить полковник, выглядит риторически: она погибла, ибо ощутила, что та любовь, та страсть, ради которой можно все отдать, всем пожертвовать, остыла, испарилась, и поделать с этим ничего нельзя.
Так ли об этом думал автор, так ли он отвечает на вопрос – зачем его героиня бросилась под поезд – отношения к картине не имеет. Режиссер Карен Шахназаров уполномочил актера Максима Матвеева сыграть «правду Вронского» так, как он, режиссер, ее видит. Зрителю представлена точка зрения одного из участников драмы, и это обстоятельство заранее обговорено. То есть пожилому полковнику Вронскому предоставлено право видеть историю своей любви так, как он ее хочет помнить. Любые претензии – Анна не такая, как в романе, он сам не такой, как в романе, муж ее не такой, как в романе – лишены смысла, ибо каждый помнит свою историю, как хочет. Режиссер выставил оборону против взыскательных критиков – не просто он сам «так видит», но его герой «так видит». Что называется, взятки гладки.