Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

Стоит добавить: больше тридцати лет «Маскарад» не пускали на сцену – цензура хотела, чтобы вместо «прославления порока» автор продемонстрировал «торжество добродетели», «примерно наказал» своего героя и чтобы «супруги Арбенины помирились».

Ничего из этого не вышло.

VII

Помимо балов, столичных и деревенских, расцветали балы в губерниях, ибо «где губернатор, там и бал, иначе никак не будет надлежащей любви и уважения со стороны дворянства»[619]. Павел Иванович Чичиков, герой «Мертвых душ», ездит по губернским балам для полезных знакомств и хозяйственных сделок. Там, как правило, все обходилось мирно: «Дуэли, конечно, между ними не происходило, потому что все были гражданские чиновники, но зато один другому старался напакостить, где было можно, что, как известно, подчас бывает тяжелее всякой дуэли»[620].

В «Мертвых душах» можно прочесть единственное в своем роде описание дамских бальных нарядов, исполненное тонкой иронии и знанием дела. «Дамы тут же обступили его блистающею гирляндою и нанесли с собою целые облака всякого рода благоуханий: одна дышала розами, от другой несло весной и фиалками, третья вся насквозь была продушена резедой; Чичиков подымал только нос кверху да нюхал. В нарядах их вкусу было пропасть… Талии были обтянуты и имели самые крепкие и приятные для глаз формы (нужно заметить, что вообще все дамы города N. были несколько полны, но шнуровались так искусно и имели такое приятное обращение, что толщины никак нельзя было приметить). Все было у них придумано и предусмотрено с необыкновенною осмотрительностию; шея, плечи были открыты именно настолько, насколько нужно, и никак не дальше; каждая обнажила свои владения до тех пор, пока чувствовала по собственному убеждению, что они способны погубить человека; остальное все было припрятано с необыкновенным вкусом: или какой-нибудь легонький галстучек из ленты, или шарф легче пирожного, известного под именем “поцелуя”, эфирно обнимал шею, или выпущены были из-за плеч, из-под платья, маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем “скромностей”. Эти “скромности” скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели человеку, а между тем заставляли подозревать, что там-то именно и была самая погибель. Длинные перчатки были надеты не вплоть до рукавов, но обдуманно оставляли обнаженными возбудительные части рук повыше локтя, которые у многих дышали завидною полнотою; у иных даже лопнули лайковые перчатки, побужденные надвинуться далее, – словом, кажется, как будто на всем было написано: нет, это не губерния, это столица, это сам Париж!»[621]

Но для Павла Ивановича этот бал оказался роковым. «Чтоб вас черт побрал всех, кто выдумал эти балы! – говорил он в сердцах. – Ну, чему сдуру обрадовались? В губернии неурожаи, дороговизна, так вот они за балы! Эк штука: разрядились в бабьи тряпки! Невидаль, что иная навертела на себя тысячу рублей! А ведь на счет же крестьянских оброков или, что еще хуже, на счет совести нашего брата. Ведь известно, зачем берешь взятку и покривишь душой: для того чтобы жене достать на шаль или на разные роброны, провал их возьми, как их называют. А из чего? чтобы не сказала какая-нибудь подстёга Сидоровна, что на почтмейстерше лучше было платье, да из-за нее бух тысячу рублей»[622].

Главная досада, однако, была не на сам бал, а на случившийся здесь скандал. Чичиков внезапно увлекся 16-летней губернаторской дочкой, только что выпущенной из института, и пренебрег всеми прочими дамами, а те не то что не простили ему флирта с девицей, а немедля заклевали изменщика. К тому же явился пьяный Ноздрев и закричал на всю залу: «А! Херсонский помещик! Много ли мертвых наторговал?»

Бал обрушил репутацию Чичикова. «Как вихорь взметнулся дотоле, казалось, дремавший город!»[623], а очнувшиеся горожане задумались: кто он такой, этот Чичиков? И ответили сами себе: делатель фальшивых ассигнаций, злодей, собравшийся похитить губернаторскую дочку; причина смерти прокурора и виновник приезда нового генерал-губернатора. Все разом перестали его принимать и избегали встреч с ним.

Напуганный и удрученный своим провалом Чичиков должен был бежать из города.

VIII

…В русской классике нет ничего более поэтического, чем описание петербургского бала 31 декабря 1810 года у екатерининского вельможи Нарышкина, первого бала Наташи Ростовой, на котором ожидался сам государь Александр I. Роскошный дом на Английской набережной, съезд гостей, мундиры мужчин, наряды дам, приготовления в доме Ростовых, белые дымковые платья Наташи и Сони, волнение обеих девушек и тур вальса, который Наташа танцевала с Андреем Болконским, одним из лучших танцоров (и лучших женихов) своего времени, а потом еще и котильон, и другие танцы, с другими кавалерами, и так весь вечер. «Она была на той высшей ступени счастья, когда человек делается вполне добр и хорош и не верит в возможность зла, несчастья и горя»[624].