Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

…Зимний благотворительный бал в дворянском собрании в пользу процветания дешевых столовых, изображенный в рассказе А. П. Чехова «Анна на шее», избежал «достоевских» ужасов и прошел с блеском. Царицей бала стала героиня рассказа, 18-летняя бесприданница Анна, которая за короткое время своего брака с богатым, скупым и нудным стариком успела испытать смертную тоску и унижения. Уважать его, тем более любить было крайне затруднительно. «Это был чиновник среднего роста, довольно полный, пухлый, очень сытый, с длинными бакенами и без усов, и его бритый, круглый, резко очерченный подбородок походил на пятку. Самое характерное в его лице было отсутствие усов, это свежевыбритое, голое место, которое постепенно переходило в жирные, дрожащие, как желе, щеки. Держался он солидно, движения у него были не быстрые, манеры мягкие»[643].

И этот пухлый чиновник с подбородком как пятка и маленькими глазками после венчания вместо веселого свадебного бала и ужина, вместо танцев и музыки предложил новобрачной поездку за двести верст в монастырь на богомолье и поминутно повторял, что в браке самое главное – религия и нравственность. Она же волновалась от мысли, что «этот человек может каждую минуту поцеловать ее своими полными, влажными губами и что она уже не имеет права отказать ему в этом. Мягкие движения его пухлого тела пугали ее, ей было и страшно, и гадко». Она чувствовала себя виноватой, обманутой и смешной, боялась ему перечить, робела при нем есть и за обедом часто оставалась голодной; и тем более ничем не могла помочь сильно пьющему вдовому отцу и двум младшим братьям-гимназистам. Она страдала молча и только натянуто улыбалась, когда ее «грубо ласкали и оскверняли объятиями, наводившими на нее ужас»[644].

Бал в дворянском собрании, где она своей юной красотой и шармом затмила всех дам, стал реваншем – она будто мстила за свою бедную юность, за брак с противным стариком, которого отныне можно было открыто презирать и третировать. К тому же она быстро поняла, вернее, угадала, что близость старого мужа не только не унижает ее, а, напротив, создает вокруг нее атмосферу пикантной таинственности, которая так нравится мужчинам. На балу она убедилась, что создана для шумной, блестящей жизни с музыкой, танцами и поклонниками.

Вскоре она забыла обо всем и всех. Отец спивался, братья голодали, домашний скарб распродавался за долги, а она каталась на тройках, ездила с богатым поклонником на охоту, играла в одноактных пьесах, ужинала в ресторанах, домой приходила среди ночи или под утро. Стремительное превращение милой молодой девушки в разгульную эгоистичную бабенку оказалось слишком тягостным последствием первого в ее жизни счастливого праздника.

X

Трудно не увидеть, как сильно отличается роман Андрея Белого «Петербург» от классической русской прозы XIX столетия. Причем отличается не только за счет индивидуального стиля поэта-символиста, создавшего новаторскую, ритмизованную прозу. «Петербург» – это роман о русской революции вообще и русской революции 1905 года, в частности, то есть роман XX столетия, с теми новыми смыслами, на которые литература предыдущего века только намекала, о которых пророчествовала и которые предвидела – но не испытала.

В центре «Петербурга» – драма интеллигентского сознания в эпоху революции, через которое преломляются реальные приметы событий 1905 года – митинги, демонстрации, казаки, расстрелы. Интеллигент-аристократ и его взаимоотношения с революционной партией – тема из «Бесов» – становится и здесь одним из главных сюжетных ходов романа[645]. За три десятилетия, прошедшие после событий «Бесов», единичные явления приобрели массовый характер, болезнь зашла вглубь и захватила столицу Российской империи.

Но балы-маскарады не перевелись и в то грозное время: так же, как в предшествующие два столетия, кружились вальсирующие маски, заводили знакомства, флиртовали, интриговали.

«Выходили в зал из передней какие-то ангелоподобные существа в голубых, белых, розовых платьях, серебристые, искристые; обвевали газами, веерами, шелками, разливая вокруг благодатную атмосферу фиалочек, ландышей, лилий и тубероз; слегка опыленные пудрой их мраморно-белые плечики через час, через два должны были разгореться румянцем и покрыться испариной; но теперь, перед танцами, личики, плечи и худые обнаженные руки казались еще бледней и худей, чем в обычные дни; тем значительней прелесть этих существ как-то сдержанно искрами занималась в зрачках, пока существа, сущие ангелята, образовали и шелестящие и цветные рои веющей кисеи; свивались и развивались их белые веера, производя легкий ветер; топотали их туфельки. Раздавались звонки.