Литературная классика в соблазне экранизаций. Столетие перевоплощений

С «почетной» репутацией Ваньки Каина, знаменитого московского вора, удалого разбойника, легендарного героя воровских приключений, садится Арбенин играть вместо князя – и, разумеется, отыгрывается. Дошлый Казарин хорошо понимает этот характер: в душе старого игрока сидит зверь, и победить натуру невозможно.

Арбенин не скрывает от молодого и наивного князя, что проиграть он не мог: шулера («мастера») не проигрывают. В том кругу, где Арбенин свой, действуют жесткие правила. Их предельно ясно выражает Казарин, игрок и философ игры.

Что ни толкуй Волтер или Декарт –
Мир для меня – колода карт,
Жизнь – банк; рок мечет, я играю,
И правила игры я к людям применяю[673]

.

Арбенин-Козаков исповедует ту же философию и, как игрок с большим стажем, нечистый на руку («мастер», «мастак»), он применяет правила игры и к своей жене (Евгения Симонова), не сомневаясь в ее в измене и коварстве. Арбенин-Козаков исходит из мысли, что честных и чистых людей не бывает. И как прежде Арбенин был неумолим, безжалостно разоряя партнеров по фараону, так и теперь он неумолим, убивая подозреваемую в неверности жену. Не помогают ни ее мольбы, ни ее слезы, ни крики о помощи.

Но когда страшная ошибка вышла наружу, терпит крах не только Арбенин-шулер; терпит крах вся шулерская философия: мир – совсем не колода карт, во всяком случае не совсем колода карт; он куда сложнее и многозначнее, а жизнь – не банк; и если применять правила игры к людям, можно обдернуться. Козаков и сыграл Арбенина, который, обдернувшись, перепутал туза с пиковой дамой: был всего только карточным шулером, а стал убийцей-отравителем. Казарин, утверждая, что в нем нет ничего святого, спросит: «Вы человек иль демон?» И тот ответит: «Я? – игрок!»[674] Однако ответ был верен только до того момента, как он всыпал Нине яд в мороженое. Убив ее, он утратил даже это звание, сколь бы сомнительным оно ни было. Игрок заигрался и доигрался.

Лермонтову был всего 21 год, когда он написал «Маскарад»; Козакову – 46 лет, когда он поставил «Сцены» с Арбениным. Поэт гениально угадал, что бывших шулеров не бывает и что, перенеся в жизнь правила фараона, применяя их к близким и любимым людям, неминуемо обдернешься. Козаков, с высоты своего опыта, эту истину мастерски воплотил в кинодраму, создав подлинный шедевр.

V

Одна из первых экранизаций «Мертвых душ» была снята режиссером Михаилом Швейцером в пяти сериях (385 мин.) в жанре сатирической трагикомедии[675]. Чичиков (Александр Калягин), губернские дамы (Лидия Федосеева-Шукшина, Инна Чурикова и др.) играют Гоголя в «натуральную величину», то есть с большими преувеличениями, пародируя и окарикатуривая своих героев. И, конечно, ярче всего это проявилось в сценах, связанных с губернским балом (4-я серия): как дамы покупают себе шляпки и ткани на платья, и как они прихорашиваются, и какими тяжкими трудами горничные зашнуровывают им корсеты, и как они лихо выплясывают галоп. Стараются все: ведь прошел слух, что Павел Иванович Чичиков – миллионщик.

Но Павел Иванович легкомысленно упустил из виду, что, будучи всеобщим любимчиком, он не должен отдавать явного предпочтения ни одной из дам. И слаб человек: увидев кукольной красоты губернаторскую дочь, совсем еще девочку, только что выпущенную из института (Ирина Малышева), он неприлично обомлел, всех оставил и устремился навстречу хорошенькому ангелу. Разумеется, за такой проступок он тотчас был наказан: девица, слушая его россказни, зевала и интереса к миллионщику никакого не проявляла; прочие же дамы затаили не просто обиду, а мстительное желание расквитаться. «Есть такие вещи, которые женщины не прощают даже миллионщикам», – таков был приговор дам приятных во всех отношениях и дам просто приятных.

Разъяренные дамы, не простившие миллионщику измены, бросились бунтовать, и через полчаса город N. был решительно взбунтован. Сцены «бунта» полны ярости и мести; лица дам в нарядных шляпках искажены судорогой – предвкушением расправы над «смиренником», о котором сначала они сами распустили было слух, что он диво как хорош, а потом догадались, что он и вовсе не хорош, а даже, наоборот, совсем плох. Живым человеком, а не мертвой душой, пусть и авантюристом, мечтающим о чиновничьей синекуре при таможенном царстве с его необозримыми возможностями, предстает здесь один только Чичиков, потерпевший крушение и вынужденный бежать из города; остальные – маски, бездушные, холодные, уродливые. Истинными мертвыми душами выглядят в картине как раз те, с кем Чичиков хочет совершить сделку.