Вот типичный пример такого взаимодействия в пределах одной сложной фразы уже в самом начале рассказа: «Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь». После двух колонов одинакового слогового объема (5 – 5) следует третий с аналогичной внутренней симметрией строения (4 – 4; ∪∪ – ∪∪∪ – ∪), а следующие три колона в этом компоненте симметрично связываются с первыми тремя общей двухударностью, силлабическим параллелизмом (5 – 5 – 8/5 – 6 – 9) 46
и сходным движением зачинов с расширением предударной части (м-м-д /ж-ж-г).Новый симметричный двучлен образует пара обобщающих характеристик («она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось … то вдруг опять все кругом слегка синело»). Уменьшение объема во второй из них отражает и общую закономерность в отношениях между частями этого сложного синтаксического единства (вторая часть меньше первой), и различный характер ритмического движения в каждой из них (в первой части – концевое расширение, во второй – сужение объемов ритмических единств). И наконец, трехчлену, конкретизирующему первое из вышеприведенных обобщений, соответствует аналогичный трехчлен во втором случае.
Таким образом, с одной стороны, пейзажи тематически противопоставляются друг другу, а с другой – их связывают урегулированность и своеобразная синонимичность построения, так что сопоставляемые друг с другом части объединяются в слаженном и внутренне симметричном единстве.
Весьма заметная ритмическая граница, что видно даже и по средним характеристикам, отделяет третий абзац от второго, разграничивая тем самым два портрета героев: предваряющий диалог портрет Виктора выделен ростом многосложных, особенно дактилических окончаний. Отличаются абзацы и зачинами. А все диалоги отмечены естественным в изображении разговорной речи ростом ударных окончаний.
Однако дело не ограничивается здесь простой связью с определенным видом речи, между абзацами диалогов возникает сопоставление, аналогичное только что указанному: во-первых, ритмически различаются речевые партии героев, во-вторых, повествовательное вступление в четвертом абзаце, посвященное Виктору, отделено от повествовательного обрамления следующего абзаца, где изображается Акулина: в первом – интенсивный рост ударных окончаний, во втором – женских, вообще характеризующих доминирующий повествовательный тон рассказа. Граница эта укрепляется и зачинами: изменяется соотношение ударных и безударных форм. И в других фрагментах более или менее явно разграничены и сопоставлены характеристики двух героев в повествовании, а также их реплики в диалогах.
Таким образом, перед нами два пейзажа, два портрета, два речевых и действенных плана – они ритмически разделены и вместе с тем стройно объединены в едином рассказе и едином тоне рассказчика, чувство которого просвечивает в каждом моменте описываемых событий и развивается вместе с развитием действия.
Такая эмоциональная наполненность изображения во многом достигается ритмической пунктуацией многообразных и меняющихся отношений между следующими друг за другом предметно-изобразительными деталями. Приведем один из подобных примеров: «Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке… Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать, и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась – и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней». И чередование однородных сказуемых, а во второй фразе целых фразовых компонентов, и изменение объема, и инверсии, и смена акцентных движений – все обретает изобразительную силу, и вместе с пластичностью описания каждого отдельного действия оно оказывается наделенным присущим ему эмоциональным акцентом.