В энергии стремительного ритмико-речевого движения гоголевского рассказа одновременно ритмически акцентируется и разнородность, раздробленность мозаического переплетения различных жизненных сфер, и субъективный личный тон, который пытается все это многообразие охватить, изобразить и преобразить в единство. Если у Пушкина событийная разобщенность людей преодолевается
3
Как видно из всего сказанного, и у Лермонтова, и у Гоголя по-разному обнаруживается противоречие между воссозданием в ритмически организованном прозаическом повествовании объективной многоплановости «рассказываемого события» и закреплением в нем субъективности самого «рассказывания» и рассказчика. Одним из этапных моментов разрешения этого противоречия явились тургеневские рассказы с их принципиальной уравновешенностью изобразительности и выразительности, лиризма и событийной пластики. Однако синтез этот является принципиально локальным, он сопряжен с ограничением повествовательного мира: лиризм авторского тона принципиально укладывается в сюжетные рамки и только в них и через них проявляется, а изображаемый мир принципиально ограничивается здесь личным кругозором сочувствующего и сопереживающего повествователя. Синтезируются пушкинская «объективность» и гоголевский «личный тон», но без пушкинского «протеизма» и гоголевского «гиперболического размаха речи».
Интересна ритмическая композиция рассказа Тургенева «Свидание». Даже в средних абзацных характеристиках видно значительное прояснение устойчиво повторяющихся ритмических признаков, характеризующих все повествование и объединяющих его различные звенья. Повторяемость этих признаков выясняется уже в самом начале рассказа; его первые два абзаца очень близки по объему (125 и 126 колонов) и почти совершенно одинаковы по распределению зачинов и окончаний. Преобладающий тип женских зачинов и окончаний выявлен с полной определенностью, так же как и общее, характеризующее весь рассказ соотношение ударных и безударных форм. Дальнейшее развитие сохраняет эти устойчивые признаки, вместе с тем обогащаясь к финалу отзвуками следующего за повествовательным вступлением диалога и нарастанием эмоционального тона к концу рассказа.
Общим и наиболее устойчивым в ритмической композиции является распределение окончаний: доминирующий тип женских окончаний четко держится во всех абзацах, включая и диалог. Их объединяющие функции подчеркнуты также отсутствием колебаний в распределении этого показателя в ритмических единствах всех «рангов»: и в колонах, и во фразовых компонентах, и, наконец, во фразах женские окончания держатся на одном и том же преобладающем уровне. На основе такой устойчивости и определенности формируется общая линия ритмического развития, связанная с нарастанием этого доминирующего признака и вместе с тем ритмической выде-ленности к концу рассказа. Кульминационным в этом смысле является седьмой абзац с максимумом женских окончаний (64%) – последний абзац собственно рассказа, не считая краткой заключительной фразы, выводящей за пределы художественного времени и художественного мира данного рассказа и открывающей его в более объемное единство прозаического цикла ( характерна в связи с этим ритмическая «перебойность» этой фразы по отношению к предыдущему абзацу).
Вместе с этими сразу же выясняющимися признаками ритмического единства становится очевидным и урегулированное соотношение различных тем и планов в повествовательной композиции. Уже в начале рассказа подчеркнута двойственность описываемого состояния природы («С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода…»), и в последующих развернутых описаниях симметрично соотносятся друг с другом, по существу, два различных пейзажа.