Сашенька Верещагина, кузина и задушевная подруга Мишеля, пишет ему из Москвы: «Аннет Столыпина пишет П., что вы имели неприятность в университете и что тетка моя[25]
от этого хворала; ради Бога напишите мне, что это значит? У нас все делают из мухи слона, – ради Бога успокойте меня. К несчастью, я вас знаю слишком хорошо, чтобы быть спокойной. Я знаю, что вы способны резаться с первым встречным из-за первого вздора. Фи, стыд какой!.. С таким дурным характером вы никогда не будете счастливы».Лермонтов отвечает ей: «Несправедливая и легковерная женщина! (Заметьте, что я в полном праве так назвать вас, дорогая кузина!) Вы поверили словам и письму молодой девушки, не подвергнув их критике. Annette говорит, что никогда не писала, что я имел неприятность, но что мне не зачли, как это было сделано для других, годы, проведенные мною в Московском университете. Дело в том, что вышла реформа для всех университетов, и я опасаюсь, чтоб от нее не пострадал также и Алексис (Лопухин), ибо к прежним трем невыносимым годам прибавили еще один».
И несколькими днями позже: «Теперь, конечно, вы уже знаете, что я поступаю в школу гвардейских юнкеров… Если бы вы могли представить себе все горе, которое я испытываю, вы бы пожалели меня. Не браните же более, а утешьте меня, если обладаете сердцем».
В письме перед другой своей приятельницей, Марией Александровной Лопухиной, он не упускает случая представить ситуацию в более романтическом и даже трагическом свете: «Не могу представить себе, какое действие произведет на вас моя великая новость: до сих пор я жил для поприща литературного, принес столько жертв своему неблагодарному идолу, и вот теперь я – воин. Быть может, тут есть особая воля Провидения: быть может, этот путь всех короче: и если он не ведет к моей первой цели, может быть, по нем дойду до последней цели всего существующего: ведь лучше умереть со свинцом в груди, чем от медленного старческого истощения».
Но у бабушки Арсеньевой другое мнение. Павел Висковатов, биограф Лермонтова, рассказывает такой эпизод: «Позднее еще, когда Лермонтов юнкером лейб-гвардии Гусарского полка стоял в Петергофе и в лагерное время захворал, выказалась, по рассказам очевидцев, вся нелюбовь Арсеньевой к военной карьере внука. Бабушка приехала к начальнику Лермонтова полковнику Гельмерсену просить отпустить больного домой. Гельмерсен находил это лишним и старался уверить бабушку, что для внука ее нет никакой опасности. Во время разговора он сказал:
– Что же вы сделаете, если внук ваш захворает во время войны?
– А ты думаешь, – бабушка, как известно, всем говорила „ты“, – а ты думаешь, что я его так и отпущу в военное время?! – раздраженно ответила она.
– Так зачем же он тогда в военной службе?
– Да это пока мир, батюшка!.. А ты что думал?».
Итак, Лермонтов стал петербуржцем. Приказом по школе от 14 ноября 1832 года он зачислен в лейб-гвардии Гусарский полк на правах вольноопределяющегося унтер-офицера и после экзаменов поступил в Школу гвардейских юнкеров и прапорщиков.
Современный адрес того здания, в котором находилась Школа, – Исаакиевская пл., 6. Но вы тщетно будете искать на этом месте скромное здание в классическом стиле. Вместо него вы увидите роскошный Мариинский дворец, принадлежавший любимой дочери Николая I красавице Марии, вышедшей замуж за герцога Лейхтенбергского и пожелавшей остаться в России. Дворец для новобрачных построил архитектор Штакеншнейдер, использовав при этом часть кладки бывшей юнкерской школы.
Во времена Лермонтова рядом со зданием Школы располагались плац для строевых учений, а дальше сад, конюшни, манеж. (Хорошо всем известный Манеж на Исаакиевской площади, построенный по проекту Джакомо Кваренги в 1804–1807 гг., принадлежал Конногвардейскому полку, казармы которого располагались позади здания, вдоль Конногвардейского бульвара.)
Мариинский дворец
Манеж на Исаакиевской площади
В бельэтаже главного корпуса находились классы, конференц-зал и столовая. На третьем этаже был лазарет. Это место упоминается в воспоминаниях выпускников Школы, но совсем не в связи с болезнями. Иван Васильевич Анненков, один из соучеников Лермонтова, вспоминает: «Лазарет этот большей частью был пустой, а если и случались в нем больные, то свойство известной болезни не мешало собираться в нем юнкерам для ужинов и игры в карты. Доктор школы Гасовский известен был за хорошего медика, но был интересан и имел свои выгоды мирволить юнкерам. Старший фельдшер школы Ушаков любил выпить, и юнкера, зная его слабость, жили с ним дружно. Младший фельдшер Кукушкин, который впоследствии сделался старшим, был замечательный плут. Расторопный, ловкий и хитрый, он отводил заднюю комнату лазарета для юнкеров, устраивал вечера с ужинами и карточной игрой, следил за тем, чтобы юнкера не попались, и надувал их сколько мог. Не раз юнкера давали ему потасовку, поплачивались за это деньгами и снова дружились. Понятно при этом, что юнкера избрали лазарет местом своих сборищ, где и велась крупная игра».