Литературные герои на улицах Петербурга. Дома, события, адреса персонажей из любимых произведений русских писателей

«Маскарад» напечатали только в 1842 году, уже после гибели его автора. Публикация вызвала резкие нападки критики, от которых ее защищал Белинский, писавший, что в произведении «нельзя не увидеть его мощного, крепкого таланта».

На сцене пьесу впервые поставили в 1852 году.

* * *

Евдокия Ростопчина писала: «Мне случалось слышать признания нескольких из жертв Лермонтова, и я не могла удержаться от смеха, даже прямо в лицо, при виде слез моих подруг, не могла не смеяться над оригинальными и комическими развязками, которые он давал своим злодейским, донжуанским подвигам. Помню, один раз он, забавы ради, решился заместить богатого жениха, и, когда все считали уже Лермонтова готовым занять его место, родные невесты вдруг получили анонимное письмо, в котором их уговаривали изгнать Лермонтова из своего дома и в котором описывались всякие о нем ужасы. Это письмо написал он сам, и затем он более в этот дом не являлся». Занятно, что эта выходка Лермонтова касалась кузины Ростопчиной, Екатерины Александровны Сушковой, которая в итоге была серьезно скомпрометирована, но эта история все равно веселит писательницу.

И не ее одну! Когда после смерти Лермонтова Сушкова, тогда уже вышедшая замуж и носившая фамилию Хвостова, опубликовала свои воспоминания, на нее буквально набросились поклонники поэта, обвиняя ее во лжи и клевете. Г. Мартьянов, автор книги «Поэт Лермонтов по запискам и рассказам современников», пишет: «Е. А. Хвостова (Сушкова) говорит здесь со всей увлекательностью жертвы увлечения, рассказывает, между прочим, о личных отношениях к ней поэта. Рассказ этот ведет блистательно, со знанием дела, но не отличается искренностью. Все эти странные звучные аккорды воспринятой ею на себя восторженной страсти, вся эта мелодичная песнь любви, вся эта трогательная задушевная исповедь разбитого сердца покрывается высокой нотой оскорбленного самолюбия и звучит упреком поэту в глубоком нравственном растлении и в холодном, эгоистическом бездушии. Такая глубокая, всеобъемлющая страсть, которую рисует нам Е. А. Сушкова-Хвостова, едва ли могла вспыхнуть у нее в сердце после многих лет холодных светских отношений к поэту. Это не более как блестящий обман себя, мираж пылкого воображения».

И совсем уж уничижительно отзывается о Хвостовой Висковатов. В своей биографии Лермонтова он пишет по этому поводу: «Г-жа Хвостова рассказывает… с очевидным намерением возбудить сочувствие к себе, бедной, любящей девушке, обманутой волокитой-гусаром, умным и талантливым человеком, гениальным Лермонтовым, так злоупотребившим своим превосходством. Она сначала достигла своей цели: о Лермонтове по отношению к ней говорили с негодованием. И характеру поэта, и так уже подверженному нареканиям, прибавилась еще крупная антипатичная черта. Мало кому приходило в голову, что дело обстояло иначе и что бой происходил не между невинной молодой девушкой и искусившимся сердцеедом, а совершенно наоборот. Двадцатилетний мальчик, едва кончивший свое воспитание и вошедший в общество только за несколько дней перед тем, попадает в руки искуснейшей кокетки, старше его несколькими годами, лет семь выезжавшей и кружившей головы целому ряду поклонников из столичной и нестоличной молодежи. Эта кокетка уже раз измяла сердце 15-летнего мальчика-поэта и теперь принимается за него и за его близкого друга, чтобы того или другого опутать и связать узами Гименея. Мы не оправдываем поступков Лермонтова, но и не можем обвинять его не в меру».

Что же произошло?

Лермонтов служил в Царском Селе, проводя большую часть времени в кутежах и попойках. Но он успел «прославиться» и в Петербурге, к сожалению, пока еще не своими стихами, а скандальной интригой с девушкой, в которую когда-то был безответно влюблен в Москве. Теперь она собиралась замуж за приятеля Лермонтова. Узнав об этом, юный поэт снова повел на нее лихую гусарскую атаку и на этот раз сумел ее очаровать. «Бездушная кокетка» всего на два года старше «двадцатилетнего мальчика», но если у него жизнь только начинается, то ей пора уже выйти замуж, еще пара лет – и она уже не сможет кружить головы, а ее приданое не настолько значительно, чтобы к ней пылали страстью, когда ее красота увянет. И она как раз помолвлена с Алексеем Лопухиным.

О дальнейшем подробно рассказывает сам поэт в очередном письме к Сашеньке Верещагиной весной 1835 года: «Если я начал за ней ухаживать, то это не было отблеском прошлого. Вначале это было просто поводом проводить время, а затем, когда мы поняли друг друга, стало расчетом. Вот каким образом. Вступая в свет, я увидел, что у каждого был какой-нибудь пьедестал: хорошее состояние, имя, титул, покровительство… я увидел, что если мне удастся занять собой одно лицо, другие незаметно тоже займутся мной, сначала из любопытства, потом из соперничества. Отсюда отношения к Сушковой.