Въ этомъ отношеніи указываютъ намъ дорогу французскіе короли, первые начавшіе выдавать привилегіи на печатаніе той или другой книги, намъ остается только слѣдовать ихъ примѣру. Авторъ представляетъ собою одну изъ мѣняющихся сторонъ, не такъ ли? съ кѣмъ же онъ мѣняется? — Ни со мною, ни съ вами, ни съ
Этотъ выводъ совершенно ясенъ, и пусть кто нибудь найдетъ въ немъ хотя тѣнь софизма. Въ заключеніе повторимъ наши положенія: отъ правительства требуютъ установленія въ пользу писателей новаго вида права собственности, особой собственности
Я ничего не говорю противъ поземельной собственности, основанной на особыхъ соображеніяхъ, объ которой здѣсь нѣтъ и рѣчи. Я спрашиваю только на чомъ основана такая аналогія?
Въ отвѣтъ на это защитники безсрочной монополіи пускаются въ экономически-юридическое разсужденіе, исходною точкою котораго служитъ то положеніе, что писатель — производитель, и какъ таковой имѣетъ исключительное право на пользованіе своимъ продуктомъ. Я согласенъ на это уподобленіе, но замѣчу, что понятіе о производительности и права изъ нея вытекающія вовсе не порождаютъ права собственности въ томъ смыслѣ, въ какомъ обыкновенно принимается это слово, въ какомъ понимаютъ его и защитники литературной собственности. Что литераторъ имѣетъ право распоряжаться своею рукописью, какъ ему заблагоразсудится и никому ее не показывать, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣнія, но что же этимъ доказывается?
Мнѣ возражаютъ, что всякій продуктъ, всякая услуга даетъ право на вознагражденіе и что авторъ, пустившій въ обращеніе свою книгу, можетъ требовать за это какого нибудь эквивалента. Я и съ этимъ согласенъ, но замѣчу моимъ противникамъ, что ни изъ понятія о мѣнѣ, ни изъ понятія о производствѣ не вытекаетъ понятіе о собственности, и путемъ тѣхъ же аналогій докажу, что писатель, которому предоставлено на извѣстный срокъ исключительное право на продажу своихъ сочиненій, вознагражденъ сполна. Требуютъ, чтобы эта привилегія изъ срочной превратилась въ безсрочную; — но на этомъ основаніи и крестьянка, которой за корзинку ягодъ даютъ пятьдесятъ сантимовъ, могла бы отвѣтить: «нѣтъ, вы должны, до безконечности, платить мнѣ и моимъ наслѣдникамъ ежегодную ренту въ 10 сантимовъ». — Неужели же торгующій хлѣбомъ, мясомъ, виномъ и т. п. можетъ отказаться отъ принятія платы за товаръ и требовать замѣны ея безсрочной рентой. Но вѣдь это значило-бы, подобно Іакову, пріобрѣсти право первородства за чечевичную похлебку. При такихъ условіяхъ не только торговля, но и производительность вскорѣ вовсе бы остановилась потому, что всякому лицу достаточно было бы поработать нѣсколько лѣтъ, а потомъ жить не трудомъ, а рентою. Нелѣпость такого требованія очевидна.