Нельзя же смѣшивать сообщеніе по секрету, по довѣрію, съ обнародованіемъ. Покуда сочиненіе еще не издано, то конечно тѣ, которымъ авторъ прочолъ его по секрету, не имѣютъ права обнародовать его и со стороны ихъ такой поступокъ былъ бы крайне неблагороденъ. Но если за сообщеніе сочиненія заплочено, если экземпляръ книги проданъ, то обнародованіе уже совершилось. Деньги, заплоченныя за книгу, даютъ пріобрѣтателю ея право пользоваться ею, дѣлать изъ нея какое угодно употребленіе, передавать ее другимъ, читать ее, дѣлать изъ нея извлеченія. Можно ли запретить любителю, купившему книгу, созвать къ себѣ дюжину друзей и читать имъ эту книгу или давать ее на подержаніе знакомымъ? Всѣ подобныя дѣйствія пришлось бы запретить, еслибы слушать ярыхъ защитниковъ собственности. Парижскіе рабочіе нерѣдко прибѣгаютъ къ складчинѣ для того, чтобы купить книгу, которую каждый изъ нихъ отдѣльно не въ состояніи пріобрѣсти. Неужели же подобныя ассоціаціи нужно преслѣдовать во имя авторскаго права собственности?
Противники литературной собственности впадаютъ въ другую крайность. Со стороны ихъ было заявлено мнѣніе, что поддѣльщикъ, перепечатывающій книгу, — только осуществляетъ право пользованія пріобрѣтенною имъ вещью. Какъ принципъ, такое мнѣніе совершенно основательно. Всякій имѣетъ право, пріобрѣтя книгу, передать ее другому лицу, снять съ нея копіи и распространять ихъ. Но въ практикѣ приходится ждать истеченія срока авторской привилегіи потому, что иначе авторъ былъ бы лишонъ законнаго вознагражденія за трудъ.
Но, скажутъ намъ, если съ момента обнародованія сочиненія право собственности отъ автора переходитъ къ публикѣ, то авторъ уже не можетъ распоряжаться своимъ произведеніемъ, не можетъ его исправить, измѣнить, увеличить, сократить, потому что подобныя дѣйствія будутъ покушеніемъ на неприкосновенность общественнаго достоянія.
На это весьма лестное для авторовъ возраженіе не трудно отвѣчать; да это, въ сущности, даже и не есть возраженіе. Можно допустить, что во все продолженіе срока привилегіи, авторъ имѣетъ право, въ послѣдующихъ изданіяхъ, исправлять, даже сокращать свое сочиненіе и обогащать его новыми прибавками. Но онъ уже не вправѣ уничтожить своего сочиненія потому, что съ одной стороны, съ коммерческой точки зрѣнія, имъ уже овладѣла публика; съ другой стороны, съ точки зрѣнія литературной добросовѣстности, авторъ не можетъ отказываться отъ своихъ словъ, онъ не можетъ утверждать, что не говорилъ того, что сказано; что публика не читала того, что она прочла; что читатели не поняли, не усвоили себѣ его сочиненія и потому не имѣютъ права указывать ему на высказанныя имъ мнѣнія, отъ которыхъ онъ отказывается.{6}
Но если писатель, обнародовавшій свое сочиненіе, по принципу не вправѣ уже извлечь его изъ оборота, то тѣмъ менѣе подобное право можетъ принадлежать наслѣдникамъ его. Необходимо, однако, нѣсколько измѣнить ту аргументацію, къ которой прибѣгаютъ въ настоящемъ случаѣ защитники правъ общества. По ихъ мнѣнію одною изъ причинъ, побуждающихъ къ уничтоженію принципа литературной собственности, должно служить то обстоятельство, что иногда семья автора, по соображеніямъ, которыхъ авторъ вовсе не раздѣляетъ, можетъ уничтожить или исказить его произведеніе. Но это разсужденіе такъ же неосновательно, какъ и ссылка на требованіе общественной пользы, потому, что если собственность принадлежитъ автору по праву, то никакія соображенія ни объ личности автора, ни объ семьѣ не могутъ ее ограничить. Ясно, что легистамъ, о которыхъ я говорю, обстоятельство это представляется въ совершенно превратномъ видѣ. Литературная собственность не должна быть допущена не потому, что семья автора можетъ злоупотребить ею и уничтожить произведеніе автора, но потому, что публика окончательно и безвозвратно вступила во владѣніе книгою вслѣдствіе ея обнародованія и какъ авторъ, такъ и семья его, теряютъ право безусловнаго распоряженія этою книгою и вознаграждаются только выдачею имъ срочной привилегіи на исключительную продажу сочиненія.
§ 8. О кредитѣ и капиталахъ. — Понятія о сбереженіи, о капиталѣ, о наемной платѣ (