Мнѣ скажутъ, пожалуй, что теорія моя невѣрна въ самомъ основаніи потому, что построена на ложномъ уподобленіи; скажутъ, что сдѣлка, въ которую авторъ вступаетъ съ публикою не имѣетъ ничего общаго съ мѣною, а скорѣе подходитъ къ условіямъ ссуды.{8*}
Дѣйствительно, литературное произведеніе отличается отъ большинства, промышленныхъ тѣмъ, что оно не истребляется вслѣдствіе употребленія. По этому-то передача этого произведенія другому лицу не есть ни продажа, ни мѣна, а просто отдача на подержаніе. Такъ какъ эта отдача отнюдь не должна быть безвозмездна, то и слѣдуетъ допустить, что обнародованіе литературнаго, научнаго или художественнаго произведенія можетъ такъ же точно послужить основаніемъ безсрочной ренты, какъ и отдача капитала въ пользованіе другаго лица, какъ и отдача въ наемъ дома или корабля. Конечно писатель имѣетъ полное право отказаться отъ всякаго вознагражденія за свой трудъ; — кто же рѣшится возставать противъ великодушія и самопожертвованія? — Конечно онъ можетъ также попользоваться своими авторскими правами въ теченіи двадцати, тридцати лѣтъ, а потомъ отказаться отъ нихъ въ пользу общества. Но подобный отказъ съ его стороны будетъ великодушнымъ подвигомъ и долженъ быть разсматриваемъ какъ даръ; если такого отказа не послѣдуетъ, то здравый смыслъ и всевозможныя аналогіи доказываютъ, что писатель на вѣчныя времена имѣетъ право требовать уплаты процентовъ или ренты.Я вовсе не думаю въ настоящемъ случаѣ толковать о процентномъ займѣ и о безвозмездности кредита, зная, что изъ этаго поднялся бы новый скандалъ и противники мои пуще прежняго стали бы кричать о моихъ софизмахъ. Мнѣ пришлось уже сказать это при спорѣ съ Бастіа, — я не хочу ничего брать даромъ; я нахожу, что если сосѣдъ мой далъ мнѣ хлѣба или одолжилъ мнѣ какую-нибудь вещь, то имѣетъ право требовать вознагражденія. Я хочу только, чтобы меня не заставляли платить проценты, когда я могу обойтись и безъ этого; я имѣю полное право не прибѣгать къ помощи посторонняго коммандитарія, если у меня есть средства иначе удовлетворить своимъ потребностямъ; во всякомъ случаѣ я не хочу платить ничего, кромѣ должнаго. Таковъ мой взглядъ на заемъ подъ проценты. Итакъ пусть успокоятся банкиры, владѣльцы акцій и прочіе капиталисты, какъ поземельнаго, такъ и движимаго кредита; ихъ права, какъ и права собственниковъ, не будутъ нарушены. Я утверждаю только, что сообщеніе авторомъ публикѣ литературнаго произведенія не кредитная операція, что это не ссуда, не отдача въ наемъ, не коммандитъ, а просто торговая сдѣлка — мѣна.
Всѣ доводы моихъ противниковъ противорѣчатъ и теоріи и практикѣ политико-экономической. Читатель не замедлитъ въ этомъ убѣдиться если прослѣдитъ до конца за моими соображеніями.
Во первыхъ исходною точкою для моихъ противниковъ служитъ совершенно ложная гипотеза, что интеллектуальное произведеніе не потребляется отъ употребленія и потому не можетъ быть объектомъ мѣны. Слѣдовательно они предполагаютъ, что объектомъ мѣны могутъ быть только потребляемыя вещи, а объектомъ ссуды только непотребляемыя. Извѣстно, однако, что и то и другое ложно: ссуда жизненныхъ припасовъ можетъ, напримѣръ, подать поводъ къ требованію процентовъ, а ссуда капитала, земель, домовъ — легко можетъ обратиться въ мѣну.
Потребляемость предмета тутъ ровно ничего не значитъ; по ней, безъ другихъ признаковъ, нельзя даже узнать есть-ли данный договоръ — наемъ, ссуда или мѣна. Для распознаванія ихъ нужно искать другихъ примѣтъ, нужно прибѣгнуть къ другой діагностикѣ.
Да кромѣ того, справедливо ли еще мнѣніе, что интеллектуальныя произведенія по существу своему нетлѣнны, вѣчны? Я уже замѣчалъ (§ 2), что мнѣніе это неосновательно; мнѣ остается только другими словами повторить свое замѣчаніе. Какъ въ области философіи и искусства, такъ и въ области промышленности, человѣкъ не создаетъ ни матеріи, ни идей, ни законовъ. Вещество какъ органическихъ, такъ и не органическихъ тѣлъ создано самой природой, человѣкъ не можетъ ни уничтожить, ни создать ни одного атома. Идеи и законы открываются человѣкомъ вслѣдствіе наблюденія надъ вещами; ни измѣнить, ни изобрѣсть ихъ человѣкъ не въ состояніи. Истина также отъ него не зависитъ; онъ можетъ только шагъ за шагомъ, путемъ усидчивыхъ трудовъ, открывать ее и, по мѣрѣ силъ своихъ воплощать ее въ слова, въ книги, въ произведенія искусства. Отъ него зависитъ также не признавать истины, не видѣть ее, гнать ее; — въ его волѣ прибѣгнуть къ орудію софистики и лжи. Что касается до красоты и справедливости, то и онѣ такъ же независимы отъ нашего разума и нашей воли, какъ истина и идеи; и тутъ опять намъ предстоитъ только или приближаться къ нимъ путемъ глубокаго изученія, или отвергать ихъ, не признавая ничего высокаго, идеальнаго. Тогда-то мы поймемъ, что значитъ поклоняться беззаконію и безобразію, которыя подводятся къ общему знаменателю — грѣха.