В советское время экспедиции Владимира Арсеньева этого периода называли археологическими, хотя они были, прямо говоря, карательными. В то же время Арсеньев не упускал возможности собирать археологический, этнографический, ботанический материал. По итогам похода 1911 года он отослал в Петербург гербарий из 768 растений, собрал фольклорные материалы, продолжил составление орочского словаря, произвёл раскопки древних захоронений и стоянок, взял образцы минералов.
В 1912 году Владимир Арсеньев предпринял второй поход с теми же задачами. Снова горели фанзы, арестовывались браконьеры… В 1915 году – ещё одна подобная экспедиция.
В 1916 году Арсеньев уволился из Переселенческого управления и вернулся на армейскую службу. Он добивался отправки на фронт и в начале 1917 года был зачислен в 13-й Сибирский стрелковый запасный полк. Однако по ходатайству Академии наук и Русского географического общества перед Временным правительством подполковника Арсеньева, успевшего выехать к месту дислокации полка, вернули в Хабаровск. Александр Николаевич Русанов[261]
– депутат Госдумы от Приморской области, комиссар Временного правительства по Дальнему Востоку – в телеграмме военному министру Александру Ивановичу Гучкову[262] просил оставить Арсеньева на Дальнем Востоке, ибо «устройство инородцев» – дело неотложного характера и государственного значения, а заменить Арсеньева некем.На Первую мировую Владимир Арсеньев не попал – вернулся в Хабаровск, стал комиссаром по делам инородцев. В том же 1917 году окончательно уволился из армии и больше не воевал нигде – ни у белых, ни у красных.
Он исследует Камчатку, служит в Управлении рыбными промыслами, инициирует создание на Дальнем Востоке первых заповедников, поднимает вопрос о борьбе с «чёрными археологами». «Прошлый год принёс много несчастий Родине. Что-то даст наступивший Новый год? Скорее бы кончалась эта солдатская эпоха со всеми её жестокостями и лишениями», – записал Арсеньев, встречая 1918 год.
В следующем, 1919 году бандиты на Украине зверски убьют родных Арсеньева – отца, мать, двух сестёр, брата с женой.
Сам он в том же году женится во второй раз – на Маргарите Соловьёвой.
«Зелёный» Арсеньев
Уже в «Отчёте о деятельности Владивостокского общества любителей охоты» – задолго до всех экологических бумов – Владимир Арсеньев ставил вопрос о хищническом отношении к природе, о необходимости «охотничьего закона».
В предисловии 1921 года к книге «По Уссурийскому краю» он писал о том, как изменился ландшафт за 15 лет, прошедших после описанной в книге экспедиции: «Первобытные девственные леса в большей части страны выгорели, и на смену им появились леса, состоящие из лиственницы, берёзы и осины. Там, где раньше ревел тигр, – ныне свистит паровоз… Инородцы отошли на север, и количество зверя в тайге сильно уменьшилось». В те же годы в предисловии к «Дерсу Узала» он добавил, что, побывав повторно в описываемых местах, не узнал их: лес выгорел, зверя и рыбы стало меньше…
Владимир Арсеньев, бесспорно, обладал развитым экологическим сознанием. Вот отряд спугнул пару изюбрей. «Один из солдатиков хотел было стрелять, но я остановил его – мне жаль было убивать этих прекрасных животных», – пишет он. И, словно устыдившись собственной сентиментальности, добавляет: «Продовольствия мы имели достаточно, а лошади были перегружены настолько, что захватить с собою убитых оленей мы всё равно не могли бы». Таёжный человек Дерсу ведёт себя так же: «Мог бы убить нескольких изюбрей, но ограничился одним только рябчиком». У моря казак Мурзин начинает целиться в сивуча – Дерсу останавливает его: «Напрасно стреляй – худо, грех!» Арсеньев комментирует: «Какая правильная и простая мысль! Почему же европейцы часто злоупотребляют оружием и сплошь и рядом убивают животных так, ради выстрела, ради забавы?» Стрелок Фокин хочет «ссадить» с дерева ворону – Дерсу протестует: «Не надо стрелять… Его мешай нету». «К охране природы, к разумному пользованию её дарами этот дикарь стоял ближе, чем многие европейцы, имеющие претензию на звание людей образованных и культурных», – пишет Арсеньев о стихийном экологе Дерсу.