Он не скрывался, не бежал. Сценарист Андрей Можаев[410]
– сын писателя Бориса Можаева, которому об Арсении Несмелове рассказывал вернувшийся в СССР харбинец Всеволод Ник. Иванов, – приводит легенду о том, что Несмелов ждал ареста по-гумилёвски спокойно. Отдал честь и револьвер советскому офицеру, выпил рюмку водки и попросил расстрелять его на рассвете.Расстреливать не стали – повезли в Приморье. (Кроме Несмелова были арестованы и впоследствии отправлены в лагеря писатели Юльский, Ачаир, Шмейссер[411]
…)Под стражей Несмелов держался бодро, развлекал арестантов анекдотами.
«До самой смерти ничего не будет», – то и дело говорят персонажи его рассказов: авантюристы, сорви-головы, вояки…
Не поспоришь.
Несмеловская смерть – послесловие, с чёткостью оружейной детали примыкающее к его рассеянным по эмигрантским изданиям стихам и рассказам.
«Как красива может быть смерть и как глупа, безобразна жизнь!» – однажды написал он. Он, который раньше говорил:
Который всерьёз увлекался «Философией общего дела» Николая Фёдоровича Фёдорова[412]
, написал статью «На путях к победе над смертью», где пытался объединить учение Фёдорова о воскрешении умерших, первые опыты в области космических полётов и теорию Фрейда; который даже задумал «роман о воскрешении»…6 декабря 1945 года 56-летний Арсений Митропольский умер на цементном полу фильтрационно-пересыльной тюрьмы пограничного приморского посёлка Гродеково от инсульта.
Дата эта в известной степени условна. Что дата, если от Несмелова не осталось ни архива, ни могилы, ни приличных фотографий… Как нет могилы у Мандельштама, тоже умершего на приморской земле – во Владивостоке.
Не расстрел – но всё-таки высшая мера. Приговор, вынесенный поэту без суда, – по крайней мере, земного.
Получилось так, что он вернулся домой умереть, как лосось перед смертью возвращается в родную реку. Всё-таки успел вдохнуть воздух родины, пусть и тюремный.
Рукописи, особенно опубликованные, горят неохотно. Однако Несмелову – большому, непровинциальному поэту – не повезло, как мало кому.
Он и при жизни был слишком независим, одиозен, не для всех приемлем… А после смерти угодил в провал. В СССР его по понятным причинам не публиковали, за рубежом харбинцы и шанхайцы как-то тоже потерялись после рассеяния «восточной ветви»… Владивосток и Харбин – не Москва и не Париж. «Упоминать имя Арсения Несмелова в Париже как-то не принято. Во-первых, он провинциал (что доброго может быть из Харбина?); во-вторых, слишком независим. Эти два греха почитаются в “столице эмиграции” смертельными», – писал ещё в 1930-х Илья Голенищев-Кутузов, называя Несмелова «самым одарённым» из русских писателей Дальнего Востока и проводя параллели с Бабелем, Леоновым, Вс. Ивановым, Пильняком, Волошиным.
Ряд эмигрантов считали Арсения Несмелова «близким к советским поэтам», что было таким же приговором к забвению по ту сторону рубежа, как антибольшевизм – по эту. Несмелов вновь, теперь уже после смерти, оказался на обочине. Воистину – пр
На родину поэт возвращался контрабандой, нелегально – как когда-то, блуждая, уходил в Китай.
Первой после 1920-х годов публикацией Арсения Несмелова на родине стали пять стихотворений, вышедших в Хабаровске в «Антологии поэзии Дальнего Востока». Книгу издали в 1967 году к пятидесятилетию революции (составители – критик Юрий Иванов и литературовед Владимир Пузырёв). Стихи, конечно, отобрали не белогвардейские, а нейтральные или амбивалентные – такие, в которых при желании можно разглядеть симпатии к большевикам: «Аккумулятор класса» («Рассчитанный на миллиарды вольт, вобрал в себя аккумулятор – Ленин…»), «Белый броневик» («…Но жизнь невозвратимо далека от пушек ржавого броневика…»), «Пустой начинаю строчкой…», «Лось», «Воля». В биографической справке умолчали о службе у Колчака и бегстве из Владивостока, зато подчеркнули: «Находясь в эмиграции в Маньчжурии, сохранял демократические убеждения и симпатии к Советской России». О смерти поэта написали так: «По непроверенным данным, умер в поезде, возвращаясь в СССР». В стихах Арсения Несмелова советским составителям были важны, цитируем вступительную статью, «мысли об обречённости дела “белой гвардии”, о несбыточности надежды на реставрацию старого порядка и необходимости быть вместе с народной Россией».