1956 год – практика в Амурской области, в старых золотоносных районах, о которых писал поэт Павел Васильев (в его вышедших в 1930 и 1931 годах очерковых книгах «В золотой разведке» и «Люди в тайге» репортаж перетекает в художественную прозу: «Огонь лизал мёрзлую землю. Возле глубокой ямы шурфа рос чёрный валун выброшенной почвы. Вслед за огнём шла артель рабочих, кирками и лопатами отвоёвывая у вечной мерзлоты вершок за вершком грунта. С лотков брали пробы. Золото первым обнаружил приискатель Катовщиков. Оно вздрогнуло на дне его лотка тусклым желтоватым светом…»).
Когда в жизни Олега Куваева впервые возникло слово «Чукотка» – неизвестно. Сам он потом напишет, что его кровать в студенческом общежитии стояла так, что взгляд упирался в правый верхний угол висевшей на стене карты СССР. Про этот угол, вспоминал он, «даже в лекциях по геологии Союза говорилось не очень внятно». Темой дипломной работы Куваев выбрал Чукотку, в 1957 году отправился туда на преддипломную практику – и, по его же словам, «погиб».
Экспедиция базировалась на востоке Чукотки – в бухте Провидения. На рейнском речном пароходике, доставшемся СССР от побеждённой Германии в порядке репараций, геологи направились к бухте Преображения. Разгружались у чукотского стойбища Нунлигран. Олег Куваев зачарованно вбирал здешнюю жизнь: «…На берегу у воды круглыми сутками сидели старики в тюленьих штанах, в характерной позе: ноги сидящего были вытянуты под прямым углом к туловищу… Здесь же у берега разгружали добычу. Если вельбот приходил в штормовую погоду, квадратные куски моржового мяса кидались в воду и весь посёлок вылавливал их крюками… Двадцатикилограммовые куски мяса тащились к ямам, где консервировался копальхен – особый продукт, выработанный тысячелетним опытом морских охотников». Идей в голове кипело столько, что он готов был взяться за всё сразу. Начинал то трактат «В поисках философского камня», в котором сетовал, что в современной науке осталось слишком мало места «интуитивному чувственному началу», то очерк о геологах «Люди счастливой профессии»…
На тракторах двинулись к реке Эргувеем и заливу Креста[415]
. Сезон начали с опозданием; уже в июле повалил снег, стала кончаться солярка. В довершение всего оба трактора, один за другим, провалились вВспоминая этот первый полевой сезон на Чукотке, на всю жизнь определивший его географические и творческие ориентиры, Олег Куваев писал: «Над заливом каждый вечер повисали ужасные марсианские закаты на полнеба. Всё это меня окончательно доконало». На обратном пути в Магадане студент-дипломник договорился о том, чтобы отсюда на него отправили заявку в Москву – в институт.
Олег Куваев учился не пять лет, а почти шесть. «Олега готовили к решению одной из главных задач того времени – поиску урана, который требовался для создания ядерного щита. Началась подготовка инженеров-спецгеофизиков. Всех, кто кончал профильные вузы – Ленинградский горный, Московский геолого-разведочный, – заставили учиться дополнительно. У них были закрытые лекции и лабораторные занятия, секретные библиотеки. Иностранцев на эту специальность не брали, за секретность доплачивали к стипендии», – вспоминал магаданский геофизик, доктор геолого-минералогических наук Борис Михайлович Седов[416]
, знакомый с Куваевым с конца 1950-х.В феврале 1958 года Куваеву, с отличием окончившему курс по специальности «Геофизические методы разведки месторождений полезных ископаемых», присвоили квалификацию горного инженера-геофизика.
Уже весной он оказался на Чукотке – в Чаунском районном геолого-разведочном управлении (ГРУ), после ликвидации Дальстроя НКВД подчинённом Северо-Восточному геологическому управлению (последнее базировалось в Магадане). Располагалось райГРУ в Певеке, в Чаунской губе – на берегу Северного Ледовитого океана. Певек, ставший Посёлком в самой известной куваевской книге «Территория», вырос на залежах олова, но незадолго до прибытия Олега Куваева в этих местах открыли золото. Его поиски станут одной из главных сюжетных линий названного романа.