Нужно обладать душевной силой, чтобы в эпоху, когда кровавая пропасть разделяет цареубийц и умеренных, относиться к тем и другим без гнева. Наполеон может быть суровым, если этого требует спасение государства, но в нем нет ни злобы, ни жестокости. Тем, кто ему нужен, он легко прощает слабости и даже предательство. Он не питает иллюзий относительно Талейрана и Фуше. Если они могут быть полезными, он прибегает к их услугам. Соратники Наполеона презирают «попов», но сам он проявляет должное уважение к папе, духовенству, религии. Это необходимо, чтобы умиротворить Италию и Вандею, позже – чтобы бросить во Франции надежные якоря, основать монархию, принять корону из рук папы римского. Нужно считаться с двумя силами – Революцией и Традицией. Наполеон прибегает к обеим или взаимно их нейтрализует, противопоставляя друг другу. Соблюдая вновь приобретенные права, он одновременно стремится приблизить старую аристократию. «Только эти люди и умеют служить».
Ни разу он не спрашивал французов, что они делали, что думали в те дни, когда никто не знал, в чем состоит гражданский долг. «Я говорил: хотите вместе со мной быть настоящими французами – сегодня и завтра, и, если они отвечали „да“, я показывал им путь благородства». Наполеон понял, что после долгого периода, когда «дни революции» сменялись «днями реакции», Франция жаждала стабильности. Он хочет добиться этой стабильности, пусть даже ценой отказа от принципов. «Я победил в Вандее, потому что вел себя как католик, я смог остаться в Египте, потому что вел себя как мусульманин, я привлек на свою сторону итальянцев, потому что вел себя как ультрамонтан[522]
. Если бы я оказался во главе еврейского народа, я восстановил бы храм Соломона». Наполеон, самоучка и член Академии, возвел оппортунизм в ранг гениальности.Само собой, он полагался только на факты и всегда был готов приспособиться к изменившимся обстоятельствам. Он не любил и не соблюдал четко разработанных планов. «Революция, – утверждал он в юности, – должна научиться ничего не предвидеть». Граф Моле[523]
так отзывался о Наполеоне: «Я сказал бы, что, как ни удивительно, его можно сравнить скорее с рабочим, чем с архитектором. Он умел восстановить любой механизм, ему знакома была любая мельчайшая деталь, его могла посетить любая великая мысль. Но все это как бы по отдельности: мало того что он был не в состоянии установить связь между явлениями, он даже не подозревал, что такая связь существует». Но в том-то и состояла сила Наполеона. Те, кто видит страну как единое целое, находятся в плену своих представлений. Наполеон, не имевший твердого плана, модернизировал университет и администрацию, создал Французский банк и Почетный легион. Вся современная Франция построена его умелыми руками. «Я не хотел рисковать, – говорил он, – я считал: пусть идет как идет, посмотрим, во что это выльется».Короче говоря, он предвидел лишь непредвиденное и всегда был готов к неожиданностям. И правда, сколько неожиданностей потребовалось, чтобы из буржуазного дома в Аяччо попасть в Тюильри! Бенвиль с удовольствием напоминает о счастливых случайностях и везении в судьбе Наполеона. Прежде всего родители, оба наделенные незаурядным умом, мать, практичная и мужественная; дружба семьи с губернатором Корсики Луи Шарлем де Марбёфом[524]
(благодаря его покровительству юный Бонапарт поступил в военную школу в Бриен-ле-Шато, и эта школа сделала из него настоящего француза). Далее гарнизон в Балансе, где Наполеон располагает временем для чтения, неудачи корсиканского периода, сыгравшие, в сущности, благотворную роль, – они оторвали нашего героя от его острова, предрасположив к великим свершениям на континенте. Благодаря поддержке депутата-корсиканца Антуана Кристофа Салисети[525] Наполеон получил чин генерала и завоевал доверие Робеспьера. Потом идет стрельба перед церковью Святого Роха в Париже и подавление роялистского мятежа 13 вандемьера, признание Барраса, встреча с Жозефиной[526] и – как следствие – новые связи и новые покровители. Из Египта Наполеон вернулся в удачный момент, когда санкюлоты уже не играли никакой роли и требовалась сильная рука военного. Во время переворота 18 брюмера Наполеона спас его брат Люсьен[527]. В каждый из этих рискованных моментов Наполеон мог бы сделать неудачный выбор и оказаться в тупике.