Ведь стремление к совершенству не покинуло его и на новом месте. Он стал первым в Париже, как был первым в Беллаке, как был первым в Шатору. В 1905 году он закончил Эколь Нормаль лучшим в своем выпуске и был счастлив, что он «один из тысячи французов, обеспечивающих связь между классическими авторами и повседневными переживаниями». Но вместо того чтобы стать преподавателем, он согласился занять место домашнего учителя в немецкой княжеской семье Сакс-Майнинген, после чего, объехав всю Европу, перебрался в Америку, где преподавал французский язык в Гарвардском университете. Странный космополитический маршрут для француза, так прочно укорененного на родной почве. Вернувшись во Францию, он стал секретарем влиятельного мерзавца, главного редактора «Матен» Мориса Бюно-Варийя[188]
. В этой газете он вел литературную страницу, благодаря чему начал писать сам и вошел в литературные круги. Он стал завсегдатаем кафе Vachette[189], где подружился с молодым издателем Бернаром Грассе[190]. Человек смелый и обладающий вкусом, тот в 1909 году выпустил первую книгу Жироду «Провинциалки», а в 1911-м – «Школу равнодушных». Так появился новый писатель. Жид написал о нем статью примерно тогда же, когда Баррес открыл публике Мориака. Еще одно поколение достигло литературного совершеннолетия.Сдав экзамены (блестяще, конечно же) и получив ученую степень лиценциата и право преподавать немецкий язык, Жироду тем не менее избрал другую карьеру – дипломатическую. В 1910 году, без труда пройдя конкурс, он начал работать в Министерстве иностранных дел в должности вице-консула. Секретариатом министра в то время руководил Филипп Бертело[191]
, человек поистине выдающийся, образованный, склонный к парадоксам, обаятельный игрок. Прочитанная в «Меркюр де Франс» фраза Жироду – «Прошла лошадь, а за ней, преисполнившись надежды, двинулись куры» – позабавила Бертело, и он пригласил ее автора в свой кабинет. Молодой вице-консул – элегантный без щегольства, гордый без заносчивости, красивый без пошлости – понравился начальнику, и тот взял его под свое крыло, как позже возьмет Клоделя, Морана и Леже[192]. Однако август 1914 года сделал из поэта сержанта.Но этот сержант и на войне останется поэтом и вернется с нее с несколькими прекрасными книгами («Круг чтения для тени», «Восхитительная Клио»). Жироду, обладавший, как и полагается такому человеку, непоказным мужеством и превосходным чувством юмора, сделавшись офицером, стал также первым писателем, получившим военные награды. Война (которую он ненавидел) дала ему благодаря некоторым своим побочным особенностям возможность по-новому взглянуть на французов. Пехотный полк – все равно что деревня, где знаешь всех по именам, знаешь, у кого какие привычки. После двух ранений – на Эне и у Дарданелл – лейтенант Жироду по ходатайству Бертело, желавшего спасти от нелепой гибели этот превосходный ум, был послан военным инструктором сначала в Португалию, а затем в Соединенные Штаты (отсюда его «День в Португалии» и «Arnica America»). Закончив таким образом Великую войну на «отлично», он с наступлением мира вернулся на набережную Орсе, где его высказывания, его талант и расположение великого человека способствовали его назначению на должность в Управлении по осуществлению культурной деятельности за рубежом, которое он впоследствии возглавит. Жироду женился, у него родился сын Жан-Пьер, а в 1921 году он выпустил прекрасный роман «Сюзанна и Тихий океан».
Вот тогда я и узнал его – с его открытым взглядом за стеклами очков в роговой оправе, с его обаятельным обхождением и воздушной легкостью речи, – он говорил в свойственной ему одному манере, «на языке Жироду». Я и раньше восхищался его стилем, а после того, как его начальник Филипп Бертело впал в немилость у Пуанкаре, смог оценить и его характер. В жестком романе «Белла»[193]
Жироду изобразил их обоих. Его книги приобрели особую весомость, когда он ввел в них историю и возбуждаемые ею страсти. Для того чтобы у него появились свои читатели, ценящие глубину понимания и поэтичность, достаточно было «Эглантины», «Жерома Бардини», «Битвы с ангелом» и «Выбора избранниц», но круг этих читателей оставался узок. Остальным Жироду представлялся трудным автором, пестрота картин слепила слабые глаза. Благодаря встрече с Жуве он стал драматургом, сделался кумиром молодежи, обрел мировую славу.