Литературные портреты: Искусство предвидеть будущее

В действительности единственной прочной броней, защищавшей от отравы, разрушающей всякую мысль, была для него работа. Он сомневался в жизни, в богах, во всем, не разуверившись лишь в своем призвании поэта. С юности он исступленно сражался со словами. «Парламентеры неведомого» диктуют стихи лишь тем, кто полностью отдается служению музам. Эти вечно юные божества лишь внушают желание писать, но не водят рукой писателя.

Они берут его как пленника
И оставляют, даже если он боится,
Даже если он видит что-то злое
В их странной красоте.

Я помогал их грубой силе,

Работал много.
Что, если я уйду через мгновенье?
Тогда умру счастливым я.

Третьим его прибежищем была дружба. Он удостоился бесценной приязни своих лучших современников: Пикассо и Макса Жакоба, Дягилева и Стравинского, Жида и Радиге – и скольких еще других! Он был щедр в отношениях с друзьями.

С трудом поддерживаю на плечах
Груз золота музеев,
Этот корабль необъятен.
Намного ближе мне работы Пикассо.

Или вот эти строки, о группе музыкантов, сплоченной им и получившей известность благодаря дружбе с ним:

Тайфер, Онеггер, Орик, Мийо, Пуленк[241]

,Я поставил ваш букет в вазу с водой.
Вы сплетены внизу,
Зато над вазой вы все свободны выбирать ваш путь.

«Я не смог бы жить без дружеских отношений, – говорил он, – но немногого требую для себя». Ради тех, кого любил, он охотно забывал о себе, стараясь им всячески помочь. Его вкус помог оформиться и романисту Радиге, и актеру Жану Маре, и художнику Эдуару Дермиту[242].

О своей любви он писал очень скрытно:

Любовь, надел я на тебя венок,
Сплетенный пальцами моими.
Пожалуйста, молчи,
Но все же должен я хвалу тебе воздать.

Я жил твоим светом,

Ты сделала меня слепым и глухим,
Но так и должно быть, ведь молчание —
Это поэзия любви.

Он любил вплетать в узор любви образ сна, собрата смерти.

Ничто не пугает больше, чем ложный покой
Спящего лица.
В мечтах – Египет и мумия
С ее «маской золотой».

Мы видим, что на протяжении всей жизни Кокто темы почти не менялись и что они всегда были трагическими: сон, любовь, над которой нависает смертельная угроза, и сама смерть, которая чаще всего другого находится в фокусе его мыслей.

Я думаю о смерти, которая так быстро
Приходит, чтобы нас усыпить.

Или:

Уходим, приходим,
Приходим, уходим —
Таков наш удел,
Это наша судьба…
С утра и до ночи
Мерцаньем светил
Обманута скука.

Нельзя сказать, чтобы он боялся смерти, – я собственными глазами видел, как он встретил ее, когда она вошла в его комнату. Ему хотелось верить, что, следуя за смертью, человек вместе с ней может войти в запретные чертоги будущего. «Задача поэта – преследовать неведомое». Погоня эта, конечно, обречена, и Орфея, осмелившегося пройти сквозь зеркало, поглотит неведомое. Но из вызова, брошенного адской машине, рождается прекрасный и неподдельный трагизм.

III

Методы и приемы

Стиль – это каркас, на котором держится мастерство любого художника. Стиль Кокто в общих чертах остается неизменным, в каком бы качестве он ни выступал – поэта или прозаика, кинематографиста или живописца. Он действует быстро и твердо, скуп на слова и украшения, долго целится и непременно попадает в яблочко. Я часто смотрел, как он рисует. Уверенная, безупречная линия ложилась на бумагу без задержки и без поправок, мастерство казалось невероятным. Можно было подумать, будто он обводит предварительный набросок, но белизна нетронутого листа была порукой честности художника.

Точно так же он писал стихи и прозу. Долго прицеливался, а потом почти не правил. В поэзии у него последовательно сменились два стиля: первым был стиль его шальной молодости – стиль парада, ярмарочной музыки, вербальной фантазии и игры слов. Игры подчас трагической. Как, например, в «Ангеле Эртебизе»:

Убивают тебя,
Но не ты умираешь, а я.
Ангел или огонь?
Слишком поздно. Игра закончена.
Огонь!
Он расстрелян солдатами Бога.