Литературные воспоминания

тему о будущем скором возрождении нашем, но они отличались развязностью

своих приемов и свободой выражения, которые придавали им вид

самостоятельности и смелости мысли. Журнальный мир находился в замиренном

положении, за исключением, разумеется, домашних счетов одних редакций с

другими; но затем журналы не разнились ни по характеру, ни по направлению

между собою, стараясь одинаково следовать за общим движением и не отставать

от него в либеральном, радостном и доверчивом настроении. Всякое заявление, из

какого бы источника ни выходило, могло надеяться на благосклонное внимание, как только являлось под знаменем прогрессивного направления, которое

оказывалось потом у очень многих и фальшивым знаменем.

Мы не пишем здесь истории нашего развития за последнее время, которая

была бы и преждевременна, а только сообщаем для нее факты, сохранившиеся в

нашей памяти, и то далеко не все и без подробностей, на какие бы они имели

право [457].

Лучшим доказательством того, что никто в это время не различал еще своих

друзей от будущих противников, служит смешение направлений, царствовавшее в

органах публицистики. Все жили в куче. Люди, придерживавшиеся старых, укоренившихся воззрений на искусство, нравственные вопросы и задачи

общественного развития, встречались в периодических изданиях с людьми, искавшими уже других точек зрения на те же самые предметы. Происходили

споры, но все мнения казались нужными, и ни одно не ставилось вне закона, hors loi, как было позднее. Последний, 1859, год переходной эпохи представил

наглядный пример близкого соседства разнородных течений мысли. Начало года

украсилось, например, в «Современнике» романом Тургенева «Дворянское

гнездо» — этим патетическим гимном, посланным вслед уходящему поколению; а вторая половина года ознаменовалась в том же журнале знаменитой статьей

Добролюбова «Темное царство» (по поводу сочинений А. Н. Островского), которая упразднила поклонение всем старым идеалам и с которой, собственно, начинается у нас понимание поэзии и искусства как непосредственных

политических и общественных факторов, определяющих и ценность

произведений [458]. Мы уже говорили о пестроте общества, собиравшегося у

Дружинина; но точно такая же пестрота убеждений и взглядов существовала и

везде, в журналах, частных домах и публичных сходках. Она не нарушала

установившихся отношений между людьми. Главный редактор «Отечественных

записок», покойный Дудышкин, не прерывал старых дружеских связей с

352

редакторами «Современника», в то время как встречал жестким отпором

эстетико-философские взгляды журнала. Разница основ не изменяла привычек, нажитых прежде. Тот же Дудышкин, бывший, между прочим, постоянным

противником новых теорий изящного и защищавший чистоту эстетического

догмата от примеси к нему идей утилитаризма с упорством и выдержкой истого

янсениста, на которого многими сторонами своего ума и характера отчасти и

походил,—предоставлял страницы своего журнала далеко не фанатикам чистого

искусства и вел полемику с собратами всегда на основании политических

соображений о нуждах общества и настоящей минуты. «Русский вестник», явившийся в 1856 году, принадлежал еще тогда к наиболее ярким органам

прогрессивной воинствующей журналистики и не усумнился напечатать роман

Тургенева, озаглавленный «Накануне» (1860), который противоречил, как скоро

оказалось, настоящему образу мыслей редакции всем тоном и содержанием

своим. Первый досужий библиограф, который вздумал бы заняться перечетом

всех этих маленьких аномалий времени, вовсе и не замечаемых им, мог бы

привести гораздо более примеров подобного смешения языков в тогдашней

литературе, чем мы сделали это. Достаточно упомянуть, что любой из наших

писателей мог пройти тогда через всю гамму журналов, побывать во всех

редакциях без вреда и ущерба для нравственной своей физиономии. С 1860 года

все это кончилось, и если подобные примеры еще являлись, то уже как

исключения, а не как общее правило. Сплоченные некогда ряды деятелей

разорвались. Между теми, которые приняли новое направление за программу

своей жизни и деятельности, и другими, которые не хотели за ним следовать, ввиду недоказанности его доктрин, все более и более рос разлад, без возможности

наполнить его какими-либо общими интересами, вроде борьбы с дурными

условиями времени и проч. Оказалась полная невозможность существования под

одним знаменем таких стремлений и тенденций, которые расходились друг с

другом, как только чуть-чуть удалялись от элементарных оснований каждого

вопроса и учения. Широкие девизы вроде служения народному образованию, принципам разумного общежития и так далее потеряли свое обаяние и не

собирали более толпы поклонников. Требовалось теперь нечто другое. Каждый

выступающий на литературную арену обязан был определенно и точно изложить

всю систему верований и защищать ее с оружием в руках, как старые рыцари

защищали некогда излюбленные свои цвета. Наружная благовидность,

добываемая с помощию безразличного либерализма, уже не принималась в

расчет. Всякая примесь идей, захваченных со стороны и по соседству и