Литературный призрак

Берег сразу приблизился. Видно было, как мои крестные, Мейси и Брендан Микледин, хлопочут на веранде «Зеленого человека», будто заводные человечки на часах цюрихской ратуши, как раз напротив моей лаборатории. Бакалейная лавка Старика О’Фаррелла в поселке Бале-Ирах, она же по совместительству почта и клуб для обмена сплетнями. Разрази меня Господь – да это же Берти Кроу на своем допотопном мотоцикле с коляской скрылся за холмом Кноканахойхиг! Берти, похоже, никогда не расстанется с этой рухлядью.

Скажи, Мо, что за нить связывает клочок земли и человеческое сердце?

У самой кромки воды густо разрослись платаны, среди них спряталась полуразрушенная ферма, на которой я родилась. Крыша, наверное, совсем обвалилась.

Я помню швейцарцев с квадратными челюстями, разъезжающих по своим вылизанным городам на немецких спортивных автомобилях последней модели. Помню тощих ребятишек у дома Хью, которые сбивались в стайки, добывая себе пропитание на улицах Коулуна. Помню свое счастливое детство, когда я носилась по острову, выведывая его тайны. Рождение сдает нам карты из колоды, но важны не только наши козыри, но и место, где мы их получили.

– Ты привезла нам погоду, Мо! – крикнул Билли, заглушая шум мотора. – Все утро дождь как из ведра. Скучала?

Я киваю, не в силах отвести глаз от берега. Как я скучала без этих восьми квадратных миль суши! В аккуратном Цюрихе, в денежной Женеве, в безалаберном Гонконге, в безжалостном Пекине, в проклятом Лондоне я закрывала глаза и представляла эту землю во всех подробностях, как тело Джона. Олуши парят в воздушных потоках над бухтой – ветер сегодня с юга, – бакланы ныряют в залив Марнах, исчезают под водой. Внезапно мне хочется ухмыльнуться во весь рот, залопотать как юродивая и проорать во всю глотку, чтобы услышали и в Балтиморе, и в горах, и в Корке: «Ну что, съели? Я улизнула! Добралась до дома. Попробуйте здесь меня поймать!»

Облачный остров наплывает на солнце, становится прохладней. Кожа гусиная – вся в пупырышках.

Только сперва дайте мне немного побыть с Джоном и Лиамом.

Катер тормозит, мотор негромко отфыркивается. Билли ведет «Святого Фахтну» к пристани.

В тот вечер, когда США нанесли свой «упреждающий удар», ко мне в шале внезапно нагрянули гости, и мы экспромтом устроили ужин. Из Парижа прилетел Ален, а из Гонконга – Хью, приятель Джона. Даниелла, самая способная из аспирантов, проходивших в тот год стажировку в «Лайтбоксе», включила спутниковый новостной канал, чтобы узнать прогноз погоды, – и в результате мы шесть часов подряд не отрывались от телевизора, без всякого аппетита ковыряя остывший ужин. По телевизору показывали ночные кадры пылающего города в районе Персидского залива.

Молоденький пилот говорил репортеру Си-эн-эн, который был, похоже, в парике.

– Так точно, сэр! Полыхнуло сразу по всему городу, будто фейерверк в День независимости!

– Говорят, ракетные удары наносят с хирургической точностью, потому что для наведения ракет «Гомер» используется новая технология под названием «Кванког»{134}.

– Да, «Гомер» позволяет накрыть даже конкретную шахту домового лифта. Ребята в штабе загружают в компьютер схему здания, так что можно расслабиться и пулять ракеты одну за другой, все равно компьютер думает за тебя. Красота! Выпускаешь малюток на свободу, и они летят точненько в шахту лифта!

Ален расплескал вино на стол.

– Сволочи! Рассказали бы еще, что умные ракеты ходят за хлебом и выгуливают собачек!

В вашингтонской студии разглагольствовал генерал – весь мундир в орденах:

– Для нас, для американцев, свобода – неотъемлемое право всех и каждого. Технология ракет «Гомер» совершила революционный переворот в методах ведения войны. Она позволяет нам достать извергов-диктаторов, где бы они ни прятались, с минимальным ущербом для мирного населения, страдающего под их игом.

С Клир-Айленда позвонил Джон.

– Это не новости, это какой-то спортивный обзор! Про высокотехнологичные войны сняли столько фильмов, что теперь сама война воспринимается как фильм. С большой примесью рекламной кампании. Кто слышал про ракеты «Гомер» всего два дня назад?

Меня мутило. Впрочем, как и следовало ожидать. Я закусила костяшки пальцев.

– Да, Джон… Я слышала.

– Мо, родная! Как ты там?

– Плохо, Джон. Я перезвоню.

Репортаж Би-би-си. Улицы, освещенные пожарами и огнями машин «скорой помощи». На экране бегущая строка: «Подвергнуто цензуре вооруженных сил противника». Репортер-североирландец держал микрофон перед арабской женщиной с блестящим от крови и пота лицом.

– Скажите, зачем бомбить завод детского питания? Чем вашим генералам помешало детское питание? Ответьте!

Смена кадра.

Снова телестудия, снова аналитики и эксперты. Даниелла заснула. Я укрыла ее одеялом и подложила полено в камин.

– Упреждающий удар, по-видимому, означает, что войну не объявляют до тех пор, пока не расставят кинокамеры в стратегически важных местах, – заметил Хью.