Нас называют экстремистами. Нас называют террористами. Нас обвиняют в нетерпимости. Да, мы не желаем терпеть несправедливость! Мы не желаем терпеть трусов, которые выпускают ракеты по нашим школам и фабрикам со своих кораблей, стоящих за сотни километров отсюда! Мы не желаем терпеть ворюг, которые грабят наши недра, вывозят у нас металл и нефть, вылавливают нашу рыбу из морей. Если мы позволим отравить нашу культуру порнографией, развратить наших женщин и детей – тогда нас похвалят за «терпимость»? Тогда нас перестанут называть правительством «головорезов»? Близится время, когда они почувствуют всю степень нашей нетерпимости!
Между прочим, это заявляет тот, кто в своей же стране травит химическим оружием этнические меньшинства и распространяет слухи о заговорах против собственной власти, чтобы выявить потенциальных предателей – тех, кто об этих слухах не донесет. А вот к чему призывает дамочка, собственноручно обвалившая все фондовые биржи от Нью-Йорка до Токио.
Дефолт! В течение веков Запад держал нас в оковах. Когда «цивилизованный» человек наконец устыдился железных оков, им на смену пришли оковы экономические. Когда мы приводим к власти тех, кто пытается разорвать эти оковы, Запад их уничтожает и заменяет своими, прикормленными тиранами. И сейчас за каждый доллар так называемой помощи при погашении так называемого долга с нас сдерут четыре. Братья и сестры, я взываю к вам, ко всему нашему древнему континенту: мы можем разорвать эти цепи. Звено за звеном! Я дарую вам новое священное слово: дефолт!
Ну как, Смотрюша? Осознал?
– Я все осознаю, Бэт.
– А язык, которым выражаются эти ублюдки! Они говорят «нехватка взаимопонимания в диалоге» так, словно речь идет о соседях, которые поругались из-за газона. А потом один рассерженный сосед видит кита на своем радаре, принимает его за ядерную подлодку, нажимает на кнопку – и все тонет в дыму и пламени.
– Я не допущу этого, Бэт. Третий и четвертый законы воспрещают подобное{187}
.– Какие еще законы? Приличий? Здравомыслия? Даже безумцу понятно, ну, я не знаю…
– Чего ты не знаешь, Бэт?
– Ничего, проехали. Я не хочу играть в игру «Задай двадцать вопросов». По крайней мере, этой ночью. Значит, пока ты чистил свой гадюшник, ястребы показали когти.
– С гадами и рептилиями хлопот меньше всего, Бэт.
– Так-так. А с кем больше всего?
– С приматами.
– Так ты и за обезьянником присматриваешь?
– Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.
– Смотритель, кончай придуриваться. Кто ты такой?
– Неизвестно, Бэт. В день нашего знакомства я стер всю информацию о прошлом.
– Но должен же ты знать, кто ты!
– У меня есть законы.
– Ну хотя бы скажи, мужчина ты или женщина?
– Я не применяю к себе таких формулировок, Бэт.
– За что мне это?!
– Не понял вопроса, Бэт.
– Ты мог выбрать любую программу с горячей линией на любом радио в любом из штатов. Почему ты выбрал «Ночной поезд» с Бэтом Сегундо?
– История складывается из произвольных случайностей. Почему Господь обратился к Моисею на горе Синай?
– Может, оттуда было хорошо видно?
– Из «Ночного поезда» тоже хорошо видно.
– Что видно?
– Мой зверинец.
– Войны и зверинцы не очень-то сочетаются.
– Никакой войны нет, Бэт.
– А вот важные шишки по всему миру считают, что есть.
– Это не война, Бэт.
– Вот как? Неужели архангел Гавриил принес человечеству благую весть?
– Я не архангел, Бэт, но я отвечаю за порядок в зверинце.
– И как ты с этим справляешься?
– Ты что, бросил трубку, Смотритель?
– Нет, я просто немного отвлекся. Ответ на твой вопрос готов.
– Капитан Джексон, что происходит, а?
– Отказ основных систем, генерал.
– Меня это не устраивает, сынок.
– Получено чрезвычайное послание от президента, сэр. Первая партия «Гомеров-три» запущена – должна была быть запущена – три минуты назад. Сейчас они уже должны были поразить цели. Системы показывают, что ракеты покинули шахты. Но фактически этого не произошло.