Литературный призрак

Иногда за окном мелькало поселение – круглые шатры, которые в путеводителе Каспара называются «юрты». Лошади щипали траву. Старики неподвижно сидели на корточках, курили трубки. Злобные собаки облаивали поезд, а ребятишки смотрели ему вслед. Они никогда не махали в ответ Каспару, только глядели, как и старики. Телеграфные столбы шагали вдоль рельсов, разветвлялись и исчезали за пустынным горизонтом. Просторное небо напоминало Каспару край, где он вырос, – место под названием Зеландия. Каспар тосковал по дому и чувствовал себя одиноким. Я не чувствовал ничего, кроме нескончаемости.

Великая Китайская стена давно осталась позади.

В этой нехоженной затерянной стране я должен был отыскать себя.

В купе вместе с нами ехали два пузатых австрийца, которые хлестали водку и обменивались дурацкими шутками на немецком. Этот язык я узнал две недели назад, от Каспара. Австрийцы проигрывали друг другу охапки монгольских денег – тугриков – в карточную игру под названием криббидж, которой научил их в Шанхае один валлиец, и сопровождали этот процесс виртуозной бранью. На верхней полке сидела Шерри, девушка из Австралии. Она с головой ушла в «Войну и мир». Прежде чем бросить университет, Каспар учился на агрономическом факультете и Толстого не читал. Сейчас он жалел об этом, впрочем не из литературных соображений. Иногда к нам заглядывал швед из соседнего купе, рассказать очередную историю о том, как его облапошили в Китае. Он надоел нам обоим до смерти, а Каспар даже начал сочувствовать китайцам. Кроме шведа, в соседнем купе ехала ирландка средних лет. Она либо смотрела в окно, либо записывала какие-то цифры в черный блокнот. В следующем купе – четверо израильтян, две девушки со своими парнями. Они обсудили с Каспаром цены на дешевые гостиницы в Пекине и Сиане, а также очередной всплеск напряженности в Палестине, но, в общем, держались особняком.

Ночь подкралась к земле, растворила ее в тенях и синеве. Через каждые десять-двадцать миль темноту лизали языки костров.

Внутренние часы Каспара отставали на несколько часов, и он решил вздремнуть. Я мог бы отрегулировать его биоритмы, но лучше было дать ему поспать. Он пошел в туалет, ополоснул лицо под краном, почистил зубы и прополоскал рот водой из бутылки, куда для дезинфекции добавил йод. Когда Каспар вышел из туалета, Шерри стояла в коридоре, у входа в наше купе, приникнув лицом к окну.

«Какая красавица!» – подумал Каспар и сказал:

– Привет!

– Привет! – Шерри взглянула на моего проводника.

– Как «Война и мир»? Если честно, я вообще не читал русских писателей.

– Очень длинно.

– А о чем?

– О том, почему все происходит именно так, как происходит.

– А почему все происходит именно так, как происходит?

– Пока не знаю. Не дочитала. Очень длинно. – Она смотрела, как стекло затуманивается от ее дыхания. – Нет, ты глянь! Такой простор – и ни души. Почти как дома.

Каспар встал рядом с ней, уставился в окно, а через милю спросил:

– А зачем ты сюда приехала?

Она задумалась.

– Это край света, понимаешь? Страна, затерянная в центре Азии. Не на западе, не на востоке. Затерянный, как Монголия, – вполне могла бы существовать такая идиома. А ты здесь зачем?

В конце коридора захлебывались хохотом пьяные русские.

– Сам не знаю. Собирался в Лаос, но вдруг ни с того ни с сего накатило желание поехать сюда. В Монголию! Я долго боролся с собой, но так и не смог себя переубедить. А ведь раньше я даже не думал об этой стране. Наверное, обкурился травки на озере Дал.

По коридору пробежал полуголый карапуз-китайчонок, выкрикивая «зум-зум-зум», что должно было изображать то ли вертолет, то ли лошадь.

– Ты давно путешествуешь? – спросил Каспар, которому не хотелось, чтобы разговор оборвался.

– Десять месяцев. А ты?

– В мае будет три года.

– Три года? Тяжелый случай! – Шерри зевнула во весь рот. – Прости, у меня сил больше нет. Сидеть взаперти, ничего не делая, – тяжелый труд. Как думаешь, наши австрийские друзья прикрыли свое казино?

– Хотя бы прикрыли лавочку по отливке шуток. Тебе крупно повезло, что ты не понимаешь по-немецки.

В купе уже звучал стереофонический храп австрийцев. Шерри защелкнула дверь на замок. Мягкое покачивание поезда убаюкивало Каспара. Засыпая, он думал о Шерри.

Шерри свесилась с верхней полки:

– Может, ты знаешь какую-нибудь сказку на сон грядущий?

Каспар – неважный рассказчик, и я прихожу ему на помощь.

– Да, я знаю одну сказку. Монгольскую. Точнее, притчу.

– Замечательно! Я вся внимание, – улыбнулась Шерри, и сердце у Каспара ухнуло.

О судьбе мира думают трое.

Первый – это журавль. Видите, как осторожно он вышагивает по реке меж камней? Он трясет головой, запрокидывает ее, озирается. Журавль уверен, что если он хоть раз сделает настоящий, твердый шаг, то рухнут могучие деревья, горы сдвинутся с места, земля задрожит.

Второй – это кузнечик. Весь день напролет он сидит на камушке и размышляет о потопе. Однажды воды хлынут, вспенятся, закружатся черным водоворотом и поглотят весь мир и все живое. Поэтому кузнечик не спускает глаз с горных вершин – следит, не собираются ли там грозовые тучи небывалой величины.