Читаем Литературный сарай полностью

Он едет в Юрью. На старом пыхтящем паровозе, в старом дребезжащем общем вагоне, с изрезанными ножом и исписанными скамейками.

Но литературный кружок, нет, даже клуб, он создаст обязательно.

Несмотря на свою романтичность, и свойства зачитываться книгами, несмотря на блуждания в идеальных мирах, Славик был деловым и умел организовывать разные мероприятия.

Недаром в очередной миниатюре, представленной группой на техникумовский смотр художественной самодеятельности, Антонина Ивановна дала ему роль директора.

– Ну, вылитый директор, Слава, – хвалила она его из темноты зрительного зала на заключительной репетиции.

Эта деловитость и умение организоваться и организовывать, видимо, от отчима, дяди Пети, который работал начальником отдела снабжения большой областной мостостроительной организации. И много по вечерам рассказывал маме о своих командировочных делах и снабженческих проблемах.

И Славик закатал рукава.

– Что это ты принес? – спрашивает Алевтина Сергеевна, разглядывая уже второй полудырявый мешок, который Славка, весь вспотев еле втащил на третий этаж.

Она подозрительно посмотрела на выпирающие изнутри острые углы.

–-Дрова что ли?

– Да, ну. Мы ж давно, уже год, живем в благоустроенной. Это книги.

– Куда тебе столько? В кладовке уже лежит один.

– Куда, куда. Надо.-отмолчался Славик.

Ну разве объяснишь мамке в двух словах то, что он придумал. Не объяснишь. А объяснишь, не поймет.

Стояло лето. Душный городской воздух, казалось, замер, не двигался. Ветер тоже теплый и не тяжелый лениво обдувал лицо. Да, река синяя – синяя. Вот сейчас бы не стоять на берегу, а кинуться в воду, плескаться, плавать, купаться. Какое счастье! Но сейчас, жара. Город. Душно.

Лето уже давно, но такая погода впервые. Впервые такое яркое солнце. Впервые воздух так чист, ясен и легок – не надышаться. И ветер ласковый. Ветер играет. Вместе с ним танцуют вокруг своих тоненьких ножек маленькие зелененькие листочки. Все рады солнцу, ветерку, теплу, лету.

Тяжело расти, тяжело взрослеть, больно душе менять кожу, менять цвет, требования прожитых лет, дней, месяцев. Он очень внимательно присматривался и к себе. Он прекрасно знал свои слабости, недостатки. И старался, как-то избавиться от них. Старался поддержать в себе и хорошие черты, которых тоже было немало.

И вот эта ужасно болезненная борьба между недостатками и достоинствами, борьба за себя, лучшего иногда утомляла, изводила, забирала много жизненной энергии. Заставляла страдать, мучиться.

Славка догадывался, что почти у всех юношей «душа переполнена чувствами «часть из них не обращают на это внимания, часть, как наш герой, пишут стихи. И наш герой, как неопытный птенец, не окрепший и не научившийся летать, бежит, подпрыгивает, пытается взлететь, но тщетно. Прыгнул. А тут ямка. И вот оно, наконец, счастье полета. Но это падение, а не полет. И плачевны результаты таких проб.

День у него прошел слишком легко, чтобы почувствовалась усталость. День был слишком беззаботным, чтобы тяжесть впечатлений рождала мысли. И в непрерывном покое какое-то легкое возбуждение овладело всем его существом. Настроение было приподнятое и даже беспорядок на рабочем столе не расстроил.

Он с удовольствием вмешался в этот хаос книг, тетрадей, листочков, карандашей и карандашиков, и обгрызенных ручек. И вскоре все тетради и книги были водворены на свои насиженные и может еще не совсем обжитые места.

Он рос. Он взрослел. Он мужал. Он приглядывался к жизни, и много не понимал. Многое не вмещалось в его детские схемы и представления. Как можно издеваться над человеком и говорить, что любишь его? Как можно человеку, которого обижают не иметь чувства собственного достоинства и терпеть эти издевательства, соглашаясь с мучителем, не отталкивая его такого наглого, не бросая его такого хамского, не выгоняя его, самовлюбленного эгоиста, из своей жизни и из своей квартиры. Никак не укладывается.

И он не знал, что было бы с ним, если бы он не владел пером, если бы он не увлекся литературным творчеством, если бы не записывал свои мысли, суждения, если бы вовремя не освобождался от назойливых и неприятных мыслей, и не зашифровывал свои переживания в предложения, слова, запятые и многоточия.

Друзей у него много. И все хорошие. Каждый по-своему решает проблемы роста, взросления, вхождения в жизнь.

Если Чешик, Владик и Димка после 8 классов решили идти учиться в техникум, получить специальности и идти работать на завод, то Серега пошел в девятый класс, будет оканчивать десятилетку и в институт.

У него папа – начальник цеха, а мама – завуч в нашей школе. Решил парень инженером стать.

Венька Горлов (Петрович) и Колька Князев (Князь), те пошли работать на завод. Один учеником лекальщика, другой учеником токаря. Оба в инструментальный цех. И в вечерней школе учатся.

Тут, не берегу, рядом с заводским клубом. Школа у нас хорошая, известная. Директор, Николай Андреевич, участник войны.

Ребята любят читать. Они хорошие, мои друзья, то процентов меня поддержат.

У нас в городке будет самый крутой литературный клуб.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Публицистика / История / Проза / Историческая проза / Биографии и Мемуары
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза