Литературный текст (Проблемы и методы исследования)

В своей хрестоматийной работе "Смех" (1900), которую Д. Хармс вряд ли читал, Анри Бергсон пишет: "Позы, жесты и движения человеческого тела смешны постольку, поскольку это тело вызывает у нас представление о простом механизме"14. И ниже. "Мы смеемся всякий раз, когда личность производит на нас впечатление вещи"15. Первое из приведенных высказываний А. Бергсон возводит в разряд закона. Кто бы возражал, но, согласно его логики, личность предстает механистичной, а не элиминируется вовсе, т.е. маска не подменяет лица, а лишь на мгновение прикрывает. У Д Хармса действует сформулированный Бергсоном закон, но принципиально ме(134)няется его смысловое качество, всякое внешнее действие человека обнаруживает свою неорганичность, искусственность, а снятие этих "масок" обнаруживает полное отсутствие личности под ними (см., например, первый случай из одноименного цикла "Голубая тетрадь No 10/i,257/").

"Оголение" человека, у которого могут отваливаться или отрываться руки, ноги, уши и т.д., не вызывает ни боли, ни страдания, ни соболезнования, так как человек изначально лишен качества духовно-соматической монады ("Вываливающиеся старухи", "Столяр Кушаков", "Суд Линча". "История сдыгр аппр", "Разница в росте мужа и жены" и др.). Д. Хармс не просто переносит акцент с духовного на телесное в человеке - сам феномен человека для него сугубо веществен, внешен и составлен из случайных частей. В силу этого какая-либо коммуникативность между такими "конгломератами элементов" невозможна, разве только на уровне лишенной смысла и цели уничтожающей агрессии. Да еще и секса, о чем ниже. "Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде" (2, с. 101), - пишет Д. Хармс с последующей "роскошной" реализацией такого "сюжета". Смешно считать это "исповедальным" признанием, но сам принцип агрессивной деструкции высказан здесь с "большевистской прямотой". Более того, идиоматическое расхожее выражение про "морду" Хармс использует буквально, потому что по лицу (сиречь, по личности) ударить нельзя, так как а) личность (лицо) есть духовно-сущностная характеристика и б) ее у человека просто нет. В этом смысле совершенно очарователен задорно-циничный "случай" 1934 г., который приводим целиком (2, с.65):

"Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.

Алексей Толстой тоже что-то сделал.

Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольгу Форш по морде.

Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: "Вот ржет крупный современный писатель". И никто Алексея Толстого не тронул".

Формула "что-то сделал/а/" демонстрирует отсутствие сознательного целеполагания в действии, что усиливается введением еще двух персонажей, ввязывающихся в "действие". Причем что "Федин", что "Стенич" совершенно произвольно и без натуги меняют объект поиска (камень на лопату), поскольку объект этот важен лишь как средство агрессии. Априорный, культурно-устойчивый мотив мужского благородства по отношению к женщине снимается через адекватность действия (что-то сделала - сделал) и внутри вполне изолированного от всякого априоризма "случая" не требует реализации, поэтому - "по морде". Голый и ржущий "Алексей Толстой" остается "не тронутым", так как его защищает маска "крупный современный писатель", которая не столько атрибутивно принадлежит (135) ему, сколько оказывается отделенной от личности внешней характеристикой ("все говорили").