Литературный тур де Франс. Мир книг накануне Французской революции

В Англии в реестр Лондонской книгоиздательской компании попадала меньшая часть свежевышедших книг. В Германии каталоги книжных ярмарок в Лейпциге и Франкфурте оставляют за бортом подавляющее большинство популярной литературы, заодно с большинством книг, вышедших в южных и католических областях. Во Франции же официальные документы вводят современного исследователя в заблуждение сразу несколькими способами. В реестрах запросов на книжные привилегии отсутствует всё, что не было подано на формальную процедуру утверждения цензором, а реестры книг, поданных на иные процедуры утверждения: «дозволение по умолчанию» (permissions tacites) для книг, одобренных цензором, но не имеющих формальных привилегий и, как правило, напечатанных с фальшивым адресом на титульной странице, чтобы создать впечатление, что печатались они не во Франции), и «дозволение, заверенное печатью» (permissions de sceau) для книг, которые были разрешены, но без каких-либо гарантий на эксклюзивное право продаж, – не указывают, которые из этих книг действительно были изданы и в скольких экземплярах, не говоря уже о правах на продажу. Кроме того, совершенно невозможно оценить колоссальное количество книг, напечатанных за пределами Франции, но предназначенных для французского рынка. Я бы сказал, что они составляли не менее половины всех книг, продававшихся во Французском королевстве с 1769 по 1789 год260.

Вид озера и города Нёвшатель. Никлаус Шпрунглин. Раскрашенная гравюра. Около 1780

Почему их было так много? Одобрение цензора и подтверждение привилегии не просто гарантировало, что книга не содержит ничего оскорбительного для религии, государства, морали или репутации значимого лица; они служили еще и своеобразным ярлыком, выражавшим королевское одобрение по отношению к качеству книги, как в плане ее идеологической выверенности, так и в плане ее содержания и стиля. В последние годы существования Старого режима цензура стала менее разборчивой. Но для того, чтобы получить хотя бы какую-то ее санкцию, пусть даже элементарное permission tacite, требовалось много денег, времени и суеты. Члены Парижской книготорговой гильдии являлись держателями подавляющего большинства существующих привилегий, а государство гарантировало им эту монополию за счет полицейских мер, причем не только в Париже, но и в таких отдаленных городах, как Марсель, где, как выяснил Фаварже, местный инспектор книготорговли был совершенно безжалостным тираном. Самостоятельно публиковать оригинальные книжные издания было по плечу только немногим провинциальным книготорговцам, включая тех, с кем мы уже встречались на страницах этой книги: Мосси в Марселе, Года в Ниме, Бержере в Бордо и Куре в Орлеане. Некоторым даже удавалось преуспеть в пиратском книгоиздании, в особенности в Лионе, где неустрашимый Жозеф Дюплен обставил всех, совершая дерзкие вылазки на парижский книжный рынок. Реформы 1777 года должны были изменить баланс в пользу провинциальных книготорговцев, дав им возможность среди прочего переиздавать те книги, у которых истек срок привилегии; но принципиально ситуацию они не изменили, поскольку применялись неэффективно – даже в новой палате синдиков в Безансоне, где Шарме и Лепаньез делали все от них зависящее, чтобы помочь STN в рыночном продвижении книг. В издательском деле Франции Парижская гильдия господствовала вплоть до самой Революции261.

Перед лицом всех этих трудностей и финансовых издержек такие авторы, как Луи Себастьен Мерсье, чьи книги быстро раскупались по всему пути следования Фаварже, предпочитали печатать их за пределами Франции. Их издатели выстроили тщательно продуманную систему, позволявшую продавать книги в самом королевстве, и система эта во многом держалась на таких агентах, как Февр и Револь, которые помогали проводить товар через таможенный контроль на границе, а потом через палату синдиков в ключевых пунктах вроде Лиона, Нима или Бордо. Эти иностранные издательские дома, которые расплодились в непосредственной близости от французских границ, выпустили в свет едва ли не все труды философов Просвещения, а заодно печатали все, что по тем или иным причинам не пропускала французская цензура. Но основную часть дохода они получали от пиратских изданий, чем приводили в ярость держателей привилегий на оригинальные издания, а таковыми практически во всех известных случаях являлись книготорговцы, принадлежавшие к Парижской гильдии (до реформы 1777 года авторы не имели права сами продавать свои книги, да и позже почти никогда этого не делали).